Интердевочки и — частично — интермальчики града великого, града Римского охвачены паникой не от невозможности обслужить всю достопочтенную высокопоставленную и нижепосаженную клиентуру из-за новых правил трудового кодекса, неизменного, впрочем, со времен лапочки Нерона и сапожка Калигулы, а просто потому, что некто неизвестный темными жаркими ночами отправляет регулярно гулять кровавым лесом неслучайно встретившихся ему работниц серпа, анала и орала, а также шеста с пилоном и страпоном, шинкуя своих жертв в стильную мозаику и для пущего страху насилуя в потроха. Пока полиция лыка не вяжет и предпочитает наблюдать за веселым отсчетом жертв, вселившаяся в квартиру одной из невинно убиенных привлекательная английская модель Дженнифер сама становится объектом охоты того, для которого высший кайф — щедрое отшампуривание.
Джулиано Карнимео, до определенного времени в своей продолжительной кинокарьере предпочитавший спагетти с сыром в виде множества эксплуатационных, но вполне смотрибельных вестернов, в 1972 году решил перейти с пасты на полупрожаренный бифштекс с кровью, доказав свою профпригодность в италохорроре ярким и самобытным джалло «Ирис в крови», в оригинале именуемом более изысканно и витиевато — ««Что это за странные капли крови на теле Джениффер?». Претендующий изначально на нечто большее, чем просто типическое воплощение итальянской разновидности примитивов американских слэшеров, в которых только вместо маньяка в маске — фетишист в перчатках и вооруженный отливающим фрейдизмом кинжалом, а вместо глупого, но смелого молодняка, шляющегося по темным лесам и влажным весям куча знойных женщин, мечтаний поэта, «Ирис в крови» воспринимается как своеобразное исследование в рамках сугубо жанрового форматного кино женской сексуальности как таковой и поиска причинно-следственных связей между исключительной женской привлекательностью (читай — отпечатком рока) и излишней же притягательностью к насилию. Со стороны, естественно, представителей противоположного пола, в каждом из которых при желании можно с легкостью пробудить маньяка, не ведающего ни жалости, ни нежности, но требующего лишь сладости убийства и экстаза мучений.
Фильм этот, вышедший в благостный период расцвета джалло как такового и ставший одним из его канонов, конечно же, подыгрывает в своей беззаботно стильной экстравазатности и просто стильности на уровне визуальной эстетики, и «Девушке, которая слишком много знала» Бавы-отца, и «Птице с хрустальным оперением» Ардженто, и скандальной «Крови в Венеции», не говоря уже о полной зарифмованности фильма Джулиана Карнимое и со «Странным пороком госпожи Уорд», преобразованным в этакий поиск порока синьоры Дженнифер из Альбиона гостимой, и со «Всеми оттенками тьмы», трансформированным задолго до нынешних веяний во все оттенки серого, но это лишь половинчатость, проистекающая из непростого, насыщенного синематического наполнения фильма. «Ирис в крови» невозможен без связок с «Головокружением» Хичкока, ибо в конце концов Карнимео интересует не кто убил, а почему убил.
Для режиссера становится важна даже не личность маньяка, но личность жертвы, которая сама бросается в омут немыслимых пороков и страстей. Она соблазняет, она обольщает, она ищет своего желтоперчатного путника в ночи, радуясь двойным проникновениям на сеансах групповой камасутротерапии, умывается спермой, тогда как антигерой ее фантазий желает как можно быстрее умыть ее кровью. Поступательно и решительно, но Карнимео рушит начатую магистральную линию поиска искомого монстра, все больше и больше ставя и себя, и зрителей на его место, не находя извечного ответа на вопрос «Что хочет женщина» кроме как в виде бунта, экспрессии, нигилизма и ультранасилия, ибо в «Ирисе в крови» — душа женская не потемки, а лабиринт, а каждый встречный поперечный мужчина один раз не водолаз, во второй — не ананас, в третий же, что было сил — уже полный некрофил. Зоофил. Геронтофил. Нужное подчеркнуть, поскольку однозначных ответов даже в сугубо катарсическом и полном просветления финале не намечается, а структура ленты из прозрачной становится гнетущей и многозначительной.
Здесь боязнь крови оборачивается боязнью…нет, совсем не смерти, как может показаться, но самой жизни. Здесь Эрос и Танатос столь сильно сплелись в dance macabre, а обезличенное Зло столь возвеличено, что уже и не важно становится, что же это за странные капли на теле Дженнифер. Карнимео с присущей многозначительностью на выходе сооружает сюрреалистический концептуальный лабиринт из выплеснувшихся страстей, невысказанных упреков, неизбывных комплексов, несбывшихся надежд. И ключевой сценой фильма, его идеологической основой и философическим скелетом, становятся случайно выхваченный в застенках клуба для избранных призыв альфа-самки к бою. Призыв к продолжению вековечной битвы полов на полу замызганного спермой клуба для любителя грязных танцев. И похоть возобладает, и разум растает в неоновой бесконечности, и победит сильнейший лишь с тем, чтобы отправиться впоследствии на пир Гегеля, устроенный тем, кто не смог понять женщину, не сумел превозмочь ее силу и преодолеть свое Эго.
Добавить комментарий