Как обещали, продолжаем знакомить читателей клуба с творчеством авторов хоррор-рассказов, ставших призерами спецприза КЛУБ-КРИКа на конкурсе «Чертова дюжина». Недавно мы опубликовали рассказ Дмитрий Костюкевича «Фонари», а сегодня — новый рассказ Максима Кабира!
ВЭЙФЭЕРЫ
— Чёртова жара, — пробормотал Владимир Шмелёв, шлёпая босыми пятками по паркету. Старинный паркет поскрипывал в унисон с его многострадальными суставами, — Я же вызвал мастера вчера!
— Выходные, — сказала его супруга Диана. Она водрузила на кухонный стол ноутбук и изучала каталог одежды. Рядом стояла тарелка с завтраком для мужа, — Придётся подождать до понедельника.
— Как могли сломаться сразу два кондиционера? – недовольно бурчал Шмелёв, доставая из холодильника бутылку с минеральной водой. Он плеснул воду в стакан и добавил кубики льда. Ледышки застучали о зубы.
Мужчина перевёл дыхание, взъерошил волосы. Цыкнул на кошку, рискнувшую потереться о его щиколотки.
— Пошла вон!
— Не кричи на Перис, — поморщила жена носик.
— Сколько раз повторять, её зовут Маша! И эта дрянь полночи играла с моими ногами.
Шмелёв рухнул на стул. Выражение его лица стало ещё угрюмей:
— Кукурузные хлопья? Ты серьёзно?
— Здоровый завтрак. Кто-то планировал худеть.
Диана окинула взглядом его выдающийся живот.
— Бывает ли утро хуже? – Шмелёв воздел глаза к потолку, сохранившему часть цветочного орнамента.
Будто бы отвечая «бывает», за стеной взревел перфоратор.
Шмелёв застонал.
Пять лет назад ему посчастливилось купить по отличной цене дом девятнадцатого века. В городе подобных домов было шесть, они располагались на уютной вишнёвой улочке: солидные и величественные. К покупке прилагался просторный двор, беседка, сарай… и совершенно невыносимый сосед.
Здание, некогда бывшие летней резиденцией московского помещика, в шестидесятые годы распилили на две отдельных жилплощади с разными адресами. Под лозунгом «всё для народа», улочку заселила партийная номенклатура. Отпрыском этой самой номенклатуры являлся Миша Плаксин, «сожитель», как мрачно шутил Шмелёв.
У Плаксина была огромный дог, гадящий исключительно на смежной территории, неприятно милые дети и эффектная жена. Шмелёв интуитивно презирал чужих красивых жён. А теперь сосед затеял ремонт: в разгар лета, своими силами, точечно и перманентно.
— Эти дома, — возмущался Шмелёв, — Представляют историческую ценность! А он сделает из своей половины смесь хай-тека и рококо.
Слово «рококо» до слёз рассмешило Диану. Впрочем, она была солидарна с мужем: Плаксин нарушал основные правила феншуя.
— А где наш сын? – поинтересовался Шмелёв, ковыряя ложкой хлопья.
Едва он задал вопрос, как на кухню вбежал запыхавшийся Максим. На носу мальчика подпрыгивали, норовя сорваться, солнцезащитные очки в кричаще-красной, «дамской» оправе. Выглядел он в них весьма нелепо.
— Где ты их откопал? – ахнула Диана.
— Нашёл за гаражами, — сказал Максим, припадая к бутылке с водой. Пот стекал по его облупившейся, как фреска, спине, — Это чтобы видеть вэйфэеров.
— Кого? – переспросила Диана.
— Я рассказывал. Они живут в нашем доме. Я назвал их вэйфэерами. А это специальный прибор, чтобы их видеть.
— Покажи, — велел Шмелёв. Сын нехотя снял очки. На переносице краснел след от моста.
Очки были старомодными, с потёртыми стёклами и покорёженными заушниками.
— Вэйфэер, — прочитал мужчина надпись на дужке.
— Это просто название очков, милый, — сказала Диана, — есть капли, есть авиаторы, а есть вэйфэеры.
— Пускай, — согласился Максим, — Только верни мне их. Я должен знать, где они сидят.
Шмелёв вспомнил, как в своём нищем перестроечном детстве волок в квартиру любой мусор. Конечно, у него, в отличие от Максима, не было радиоуправляемых вертолётов и прочей дорогущей ерунды.
Мужчина бросил очки сыну, и они заняли своё место на носу.
Максим побежал к дверям, замер, оглянулся. Скрытые стёклами глаза уставились на вентиляционную решётку под потолком. Мальчик скривил губы и выскочил из дома.
После полудня Диана отправилась к подруге, а Шмелёв, впервые за год, поднялся на чердак. Выполненное в виде надстройки, недоразвившегося третьего этажа, помещение тянулось метров на десять. Оно было общим для обоих хозяев, но, судя по завалам, использовалось Плаксиными чаще.
Лежали здесь и вещи предыдущих жильцов. Ничего ценного. Ничего такого, что Миша мог бы продать. Ценнее сейчас была прохлада, царившая на чердаке. Горбясь, чтобы не вписаться в балки, Шмелёв бродил по чердаку.
— Куда же ты подевался, а?
Линза круглого окошка была закопчена, и он обрадовался, что прихватил фонарь. Луч плясал по хламу, предметы лили на стены гротескные тени. Под ноги попадались санки, сдувшиеся мячи, пустая клетка для грызунов.
— Ага! – Шмелёв расчистил путь и вытащил из груды старья вентилятор. Смахнул с лопастей паутину, — Тебя-то я и искал.
Взгляд мужчины задержался на щели в полу, хорошо различимой из-за проникающего снизу света. В потолке его спальни не было трещин, значит это сторона Плаксиных. Повинуясь порыву, он встал на колени. Щека коснулась грязного пола. Выпученный глаз заглянул в щель.
В тайне он надеялся увидеть супругу Миши, полуголую, какой она изредка снилась ему. Сны его злили. Он не желал признавать, что завидует соседу.
Как выяснилось, пыли Шмелёв наелся зря: внизу была детская, и близнецы Плаксиных, по-турецки сидящие на кровати. Он собирался встать, но кое-что привлекло его внимание. Он прижался к полу теснее: чем это занимаются детишки?
Близнецы душили друг друга. Ручки вцепились в напряжённые шеи, ангельские личики посинели. От усердия они прикусили языки, и Шмелёву показалось, что в комнате есть кто-то третий, находящийся вне поля зрения. Узкая тень падала на задыхающихся близнецов.
Шмелёв раскрыл рот и громко чихнул.
Тень исчезла.
Близнецы повалились на кровать, глотая воздух и кашляя.
«А я считал, что у Максима странные развлечения», — нахмурился озадаченный Шмелёв.
В ржавой хомячьей клетке с тоскливым писком завертелось колесо.
Он поспешил к выходу. Переступая через лыжную палку, он подумал, что было бы здорово взять её и вонзить острый конец в глаз жене. Но, спускаясь по лестнице, он уже не помнил про это секундное озарение.
— Какого чёрта? – спросил он пробегающего Максима. Мальчик был завёрнут в тёплое одеяло, очки съехали на бок, — Ты замёрз?
Сын помотал головой, разбрызгивая капли пота.
— Тогда зачем ты напялил одеяло в такую жару?
— Это защита, — пояснил мальчик, — Вэйфэеры не могут её пробить.
— Тебе семь лет, — начал отец твёрдо, — В твоём возрасте я…
Договорить ему помешал звонок в дверь. На пороге он столкнулся с Мишей Плаксиным. Сосед тяжело дышал. Его физиономия была перепачкана в побелку.
— Вов, ты обязан это увидеть!
Шмелёв понуро поплёлся за соседом. Солнце плавило асфальт. Сохли на растрескавшейся земле вишни. Истошно лаял забившийся под забор дог.
— Ты не поверишь! – Плаксин захлёбывался эмоциями.
У Шмелёва чуть не вырвалось: «Неужели твои дети таки укокошили друг друга?».
«Господи», — осёкся он, — «Это даже для меня чересчур жестоко».
Тем временем они дошли до боковой части дома, части, которая усилиями Плаксина превратилась в руины. За утро сосед успел основательно изуродовать здание: снял оконную раму и расширил проём. Повсюду валялись осколки кирпичей.
— Да в тебе умерли Равшан и Джамшут, — кисло сказал Шмелёв, — Тебе не каж…
Он замолчал на полуслове. Из стены в сантиметре от подоконника торчал фрагмент лицевого бугра и верхнечелюстная кость. Скалился ряд зубов в кирпичной крошке. А был ещё рог.
— Что-то такое я обнаружил неделю назад, демонтируя кладовку. Вроде кости, но она рассыпалась в руках, и я не был уверен. А сегодня я работал, и кусок побелки откололся. И оно было там. Это же череп, да?
Шмелёв медленно кивнул. Втравленный в стену череп изучал мужчин чернотой глазницы. Чтобы замуровать его строители сделали лакуну в кирпичной кладке.
— Да, — сказал Шмелёв, — коровий череп.
— А это нормально?
— Без понятия.
Нутряная злоба вскипала в Шмелёве. Он раздражённо отмахнулся от мухи.
С подоконника сбежал таракан, похожий на блестящую арбузную косточку. Нырнул в коровью глазницу.
Дог хрипло лаял и зарывался в песок.
— Пригласи телевизионщиков, — посоветовал Шмелёв зардевшемуся от гордости соседу, — Им нравятся подобные штуки.
«И я не буду слушать твою дрель целый день», — добавил он про себя.
Он оставил Плаксина любоваться находкой, и пошёл по дорожке. Соседские двери были открыты настежь, он увидел Веру.
Как и во сне, она была обнажена. Лишь белые трусики контрастировали со смуглым телом. Женщина сидела на стуле вполоборота, и он мог различить капли пота на её рёбрах, на вершинах полных скользких грудей.
Она не замечала его. Сосредоточенная, Вера сдирала со своего загорелого живота частички отмершей кожи. Поддевала ногтями и тянула, сопя. Тонкая плёнка дермы отскабливалась длинным лоскутом.
Шмелёв следил за соседкой из-за кустов.
Скатав кожу в серый шарик, Вера отправила его себе в рот и принялась жевать. Остекленевшие зрачки женщины смотрели в пустоту.
Боясь быть застуканным, Шмелёв зашагал к калитке, то и дело оборачиваясь. Ногти Веры уже поддевали новый клочок.
— Ну как? – спросила Диана, отвлекаясь от ноутбука. Шмелёв положил в тумбочку ай-фон сына, сел на кровать и помассировал виски. Сумерки не подарили прохладу, воздух был горячим и плотным, как вата.
— Отобрал у него телефон. Пригрозил, или вай-фай, или вэйфэеры. Не позволю сыну спать в бабских очках с мусорника.
— Не будь таким строгим, — Диана погладила мужа по запястью, — С ним всё в порядке. Просто возраст.
— Я в его возрасте не тусовался с выдуманными друзьями. Отчим мигом бы вышиб из меня эту блаж.
— А вот у меня была выдуманная подружка. Я как раз читала статью одного умного психолога. Он пишет…
Диана заглянула в компьютер и замешкалась, удивившись, что в браузере висит статья о дорожных авариях. Подвигала мышкой, и на экране замелькали фотографии обезображенных трупов, оторванные ноги, размазанные по металлу мозги. Почему-то на последнем снимке была запечатлена дохлая Перис. Не потому ли, что кто-то сегодня был дрянной девчонкой, кто-то не ходил к подружке, а провёл весь день в гараже, играя с малышкой Перис в мяу-мяу?
Диана покосилась на супруга и закрыла вкладку. Щёки её пылали, но, погружённый в раздумья, муж не обратил на неё внимание.
«Треба», — мысленно произнёс Шмелёв диковинное словечко. До возвращения жены он воспользовался Гугл-поиском. Ритуал на стыке язычества и христианства, некогда распространённый среди крестьян в отдельных областях Белоруссии. Чтобы охранить дом от зла и умилостивить духов, приносилась треба: жертва. Овцы, коровы, свиньи, иногда – хлеб, или обрезки одежды. Требу вмуровывали в стену при строительстве. И в конце просвещённого девятнадцатого века помещику из Москвы зачем-то понадобилось провести ритуал…
— Ладно, — сказала Диана, откладывая ноутбук, — пора спать.
Он выключил свет и лёг к ней в темноте. Её сорочка задралась, и он дотронулся до шелковистого бедра. В сознании всплыл образ соседки, поедающей саму себя. Он хотел предложить жене заняться любовью, но услышал тихое похрапывание.
«Сука», — подумал кто-то в его голове.
Шмелёв лежал, рассматривая люстру. Тикали часы. Мерно гудели трубы. За окнами скулил соседский пёс.
Мужчина думал про лыжную палку, и веки его наливались свинцом. Трубы гудели, часы тикали, по чердаку семенили ножки. Двери спальни скрипнули, впуская свет и тень…
— Мама…
Шмелёв вздрогнул от неожиданности, приподнялся на локте. Максим топтался в проходе с одеялом в руках.
— Мама спит. Что случилось?
— Ничего, — мальчик потупился, — Я… принёс вам одеяло. Вдруг вы замёрзните ночью.
«Как трогательно, — подумал Шмелёв, — Весь в свою дуру-мамашу».
— Это очень мило, — улыбнулся он с отцовской нежностью, — А теперь иди спать.
— Ага. Только вы укройтесь, пожалуйста.
Максим ушёл, и Шмелёв затолкал одеяло себе под ноги.
«Что не так с этим ублюдком?» – спросил он, хотя глубоко внутри знал: что-то не так с ним самим. С домом, потому что отныне треба не защищает от таящихся во мраке существ. От доверительного шёпота в голове.
Бутылка с минеральной водой, всегда стоящая у кровати, щёлкнула.
Шмелёв перевернулся на живот.
Бутылка хрустнула пластиковыми боками.
«Это газы расправляют вдавленные стенки», — подумал он.
Диана закряхтела в подушку. Жара сводила с ума, душила. Рот пересох, и Шмелёв спустил руку с кровати, пошарил по ковру, ища бутылку. Пальцы наткнулись на поросшую шерстью лапу, которая тут же отдёрнулась под кровать.
Мужчина откатился от края и застыл. Дыхание спёрло. Сердце колотилось, заглушая прочие звуки: гудение, тиканье, лёгкое царапанье когтей по дну кровати. Он изогнулся и потянул на себя одеяло. Молниеносно укутался. С головой, как в детстве.
В семь лет Вова Шмелёв боялся Железной Бабы – старухи с металлической грудью и металлических крюком. Она жила в колодце на заднем дворе и толкла маленьких детей в ступе. Чтобы избавить пасынка от ночных кошмаров, отчим, земля ему пухом, устроил профилактическую порку ремнём. Но кто выпорет из Вовы этот первобытный страх сейчас?
Он лежал в коконе одеяла, не в силах пошевелиться, не в состоянии даже укрыть Диану. Жену, беспомощную перед тем, что хихикало под кроватью всё громче и громче. Подбиралось к её голым ногам…
За стеной заревел перфоратор.
— Что такое? – Диана выпрямилась, сонная, — который час?
Шмелёв разорвал оцепенение, как вязкую паутину. Словно пряжка отчима хлестнула по лицу.
— Вставай! – рявкнул он, — Быстро!
— Мы горим? – Диана была слишком ошарашенной, чтобы сопротивляться. Он набросил на неё одеяло и поволок в коридор. Так люди, укрывшись, спасаются от пожара.
Когда-то, производя перепланировку, строители умудрились разделить дом, не задев требы. Пятьдесят лет спустя, за перегородкой Миша Плаксин яростно орудовал перфоратором, пронзая стены там, где указывали нетерпеливые голоса.
Голоса, которые посоветовали Шмелёву запереться в детской, вместо того, чтобы бежать на улицу.
— Ты объяснишь мне?..
Он прижал палец к губам.
Испуганная Диана обнимала Максима, а тот поправлял на ней накидку из одеяла. Будто они поменялись ролями: взрослый и ребёнок.
Перфоратор вгрызался в стены дома. Мысль о лыжной палке сверлила мозг. И лишь плед, заботливо накинутый на плечи сыном, прогнал шёпот из головы.
— Сыночек, — проговорил Шмелёв, — Где твои очки?
— Они под подушкой, па.
— Куда ты? – вскрикнула Диана. Муж оглянулся. Сверкнули стёкла в красной ретро-оправе.
— За телефоном, — сказал он, распахивая дверь.
И увидел вэйфэеров.
Он так и не вышел из комнаты. Постоял немного, подёргиваясь. Снял с себя очки, отшвырнул их в угол. Захлопнул дверь и вернулся к родным на подгибающихся ногах. Рухнул в постель. Диана легла возле него. Её сотрясали рыдания. Муж мелко дрожал, и струйка слюны стекала по его щеке. Ни он, ни она не заметили, как Максим укрыл их одеялом и сам протиснулся между ними.
Там, в парилке, они и лежали втроём, прислушиваясь.
Loading ...
Добавить комментарий