(4,00 из 5)Продолжаем разбирать рассказы финалистов конкурса «Чертова Дюжина» от дружественного электронного журнала Darker.
Гегемон
Украина, 30-е годы XX века. Колхоз «Новая жизнь» во власти Голодомора. Слепой кобзарь изгоняет демона из маленькой девочки, но обряду мешает председатель колхоза, принимающий всё происходящее за происки «контры». А в это время селяне начинают бунт…
В «Гегемоне» интересно перекликаются мотивы рассказов «Веста» (экзорцизм) и «Вопли» (ужасы войны и человеческих поступков страшнее демонов). Но получилось лучше. В отличие от «Весты» характеры героев подаются выпукло и наглядно, персонажей легко «запомнить», даже второстепенных, а главный антигерой – председатель колхоза Сухой – не выглядит одномерным палачом, а действует вполне в духе своего времени. Голодомор – и без того страшная страница истории, так что появление «желтого демона» и обряд экзорцизма на этом фоне лишь слабое отражение реальных ужасов. Рассказанные вскользь Сухим истории из жизни «Новой жизни» (название получилось устрашающе ироничное) кажутся куда страшнее, чем «обычная» история про то, как в маленькую девочку вселился демон… Так что рассказ как нельзя более точно нашел своего читателя в момент всплеска интереса именно к «историческому ужасу» — для сравнения можно вспомнить того же «Африкана» из «Самой Страшной Книги», действие которого происходят в блокадном Ленинграде.
Язык рассказа немного «кобзарьский», напевный, нарочито меняющий порядок слов («отдавая грубой коже жар свой»). Вопреки советам не начинать рассказ с описания погоды, именно ей посвящен долгий первый абзац – метель, тучи, ветер… Нагромождение сравнений и метафор утяжеляет текст, словно автор хочет убаюкать читателя «красивостями»: «Вязко-серое марево туч ветхими лохмотьями расползлось по небу, и оловянные заклепки звезд с надкусанной краюхой месяца осветили искристо свежий снег»… На мой вкус, перебор. Хотя такой подход может быть и задумкой автора, чтобы потом создать двойной контраст – сначала «штампованными» мыслями Сухого, а потом демоническими завываниями «желтого князя». Хотя обороты вроде «рык председателя пронесся над площадью, когда тот, выскочив из проулка, всадил пулю…» уже на грани комичности – кто всадил пулю? Рык? А если председатель, значит рык председателя может «нестись над площадью» в момент, когда сам председатель «выскакивает из проулка»? Запутался.
С момента, когда Сухой прерывает обряд экзорцизма, действие набирает нужный темп до самого финала, прерываясь в середине небезынтересной, но тормозящей действие предысторией кобзаря. Описания действий демона в образе маленькой девочке не несут жанру ничего нового – получается практически слепок то с «Изгоняющего дьявола», то с «Нечто» — и автор это хорошо понимает, пугая читателя не столько бесами, сколько людьми вроде Сухого. Тем интереснее финал истории, в котором сходятся две «темные силы» — практически «Чужой против Хищника». И, как и говорилось в слогане того фильма, «кто бы из них ни победил – мы проиграем». Это и происходит в финале – немного неожиданном, но честном.
Гнилые
60-е годы… Беглый зек Злотый и его подельник Матвей разъезжают по селам на угнанной «Победе» и скупают иконы за бесценок. В дороге они встречают беглецов из деревни Смолово – те убегают от кого-то жуткого, поражающего все вокруг черной плесенью…
На этот раз исторический период у нас – 60-е. Вроде бы уже и Гагарин полетел, и Сталин умер, но герои все равно бегут – вроде как к лучшей жизни. Поляк Злотый получился довольно примитивный – безостановочно матерящийся зэк, разве что поляк для разнообразия. С его напарником Матвеем сложнее. Он вроде бы тот самый персонаж, который должен за время рассказа пережить трансформацию – то ли от неверия к вере, то ли от грабежей к честной жизни, вот только характер у него получился путаный. Вроде бы с мирным детством («Давным-давно в детстве бабушка водила его по воскресеньям в церковь»), вроде бы работящий («Матвей начал крутить баранку на северах»), вроде даже как романтик – мечтает приехать в Москву и встретить Гагарина. Но почему-то мы встречаем его в рассказе в угнанной машине, в команде с матерым зэком, и всех объяснений – «с тех пор многое пошло наперекосяк». Негусто — а главное, мешает понять реакцию героя на последующие события.
Начало у рассказа интригующее – герои приехали в деревню, деревня брошена, потом в пути встречают деда с детьми, а во тьме кто-то бродит, собаки воют – жуть! Хороша метафора с черной плесенью, «догоняющей» героев. Автор чуть перемудрил с именами героев, наделив Матвея вдобавок еще конспиративными именами «Мотька» и «Юрка» — так что в финале и запутаться можно. А вот на мальчике Петре (имя которого автор упорно не склоняет) акцент почти не делается – и поэтому в кульминационный момент приходится проматывать текст назад – кто это такой?
Не все понятно в логике происходящего – у всех жителей деревни Смолово «адопись» вместо икон? Или это результат влияния плесени на «обычные» иконы? Но тогда откуда Злотый знает, что это «адопись», и что они на этом обогатятся? И почему, ударив мальчишку, его обрекли на смерть от «плесени» — потому что он закрыл глаза? И только?
В кульминационный момент рассказа, когда старик стреляет в пришедшего из темноты, герои вдруг начинают выяснять отношения, совершенно не заботясь о том, куда делся тот, в кого стреляли. И еще очень странная история, когда герою велят «плесни керосином на ладони и сунь в костер», а герой даже не спорит. В результате «когда жар стал нестерпимым, он одернул руки и захлопал об штаны, сбивая огонь». И всё? И никакого ожога третьей степени? Не верится…
Но с точки зрения постепенного накручивания жути в рассказе все в порядке – и сцены у костра, и бегство во тьме на машине, и развязка в «обезьяннике». И еще – количество мата в рассказе не делает его лучше. Все бывает уместно и обосновано, но когда мата в рассказе в два раза больше, чем слова «Гагарин» — это настораживает. А слово «Гагарин» упоминается в тексте семь раз… 🙂
Зеркало Муаран
Во время поездки с мужем во Францию Таня покупает старинный женский несессер. Хозяйка несессера словно разговаривает с Таней сквозь века, рассказывая историю своих кровавых преступлений… Это оказывается весьма кстати – Таня уличает мужа в измене, и теперь дух мстительной Муаран готов помочь Тане совершить непоправимое…
На фоне «тяжелых» исторических рассказов «Зеркало Муаран» выглядит немного чужеродно – чем выгодно отличается от соперников. Написано, что называется, живо, очень быстро представляешь себе как героиню, так и ее «альтер эго» — то ли призрака, то ли персонажа, выдуманного самой героиней под влиянием бульварных романов и чувства мести. Вторая версия кажется более интересной – иначе как бы героиня так легко общалась с Муаран при своем «рудиментарном французском»? Так или иначе, за развитием сюжета следишь с большим интересом, понимая, что добром эта история не кончится…
Что напрягает – в целом рассказ построен в легкомысленном, почти юмористическом ключе («спонсор вашего пищевого отравления – шашлыки ИП Айвазян»), но к финалу стремительно скатывается в древнегреческую трагедию. Это оправдано сюжетом, но тогда, возможно, стоило взять менее легковесный тон в начале – уж слишком резкий переход получается. Также рассказ перегружен «французской частью» — пока прочитаешь дневник безумной маньячки Муаран, уже забываешь об основной героине. И, наконец, главная проблема — если безумная француженка вызывает сочувствие и симпатию (хотя бы в начале), то современная Таня – нет. Она с самого начала маниакально следит за супругом, пытаясь пробить его телефон, устанавливает камеры слежения, и «проговорка» мужа во сне выглядит при этом как сюжетный поддавок. Попытка привязать к истории мальчика, как «наказание» героине выглядит жульническим – то есть, если бы с мальчиком все было в порядке, Таня молодец и все правильно сделала?
А в целом рассказ берет за душу деталями – икеевской мебелью, гаррипоттерами на полках, и даже «кисетом, похожем на мошонку старого ослика». Не знаю, откуда у героини такие сравнения в голове, но ярко. В общем, мужики, женская месть – страшное дело…
Продолжение следует!
Loading ...
Добавить комментарий