Цивилизованный человек тот, кто не занимается сексом на пляже и прячется от опасности в четырех стенах своей уютной квартиры. Но однажды эти безупречно белые стены обагряются кровью, и тогда все меняется. Вылизанный до глянцевого блеска мирок интеллигентного архитектора Пола Керси рухнул, когда трое дегенератов жестоко избили его жену и дочь. Первая скончалась в больнице, не приходя в сознание, вторая выжила, но в сознание в полном смысле этого слова тоже не пришла, заработав 
на почве пережитого стресса психическое расстройство с труднопроизносимым названием. Но эта потеря не стала единственной для Пола. Органы правопорядка беспомощно развели руками и расписались в своей несостоятельности, и так умерла вера в охранную функцию государства и надежда на торжество справедливости.
Оставшись наедине со своим горем, можно замкнуться в себе и утратить интерес к жизни, а можно, вальяжно засунув руки в карманы пальто, объявить свою собственную вендетту. Когда цивилизованность оказывается лишь красивым словом, а вовремя уплаченные налоги не возвращаются ожидаемой безопасностью, в добропорядочном гражданине просыпаются первобытные инстинкты. Чувство вины за то, что не смог 
уберечь свою семью, пробуждает во вчерашнем пацифисте воинственную мужскую сущность и сублимируется в желание защищать отныне всех и вся. Вдохновленный славными традициями Дикого Запада, удлинив свой член стволом пистолета, вновь рожденный мститель выходит на 
грязные нью-йоркские улицы. В лучших традициях супергеройских комиксов он избавляет Большое яблоко от мелкокриминальных червяков. Гроза бандитов, любимец публики, звезда шестичасовых новостей и головная боль полиции.
И, вроде, все гармонично: мирные жители спокойно гуляют по безлюдным кварталам в темное время суток, а отморозки разной степени отмороженности получают свои двадцать граммов в сердце. Но у любой медали две стороны. Праведный гнев может трансформироваться в одержимость, а герой своего времени — превратиться в маньяка,
получающего кайф от убийств и испытывающего ломку при невозможности их совершать. Первый вызывающий тошноту страх пройдет, и жажда крови станет неутолимой. Можно сопереживать одному санитару города, но если представить, что целые армии ему подобных выйдут на улицы
и развяжут свою герилью, становится очевидно, что анархия привлекательна только лишь в вакуумной упаковке.
«Жажда смерти» — это не кубриковское исследование причин насилия, не скорсезовская эпитафия по очередному потерянному в адище мегаполиса поколению. Это нехитрая история одной мести, вышедшая за границы личного и приобретшая социальный подтекст. Моральный аспект вершения самосуда героем-одиночкой переплетается здесь с попыткой заглянуть в государственное закулисье, где дышло 
закона неизменно поворачивается в ту сторону, которая более приемлема для первых полос газет, а повязка на глазах Фемиды скорее смахивает на символ попустительства, нежели бескомпромиссности.
Loading ...
Отличный отзыв, спасибо. 🙂