Несмотря на бешеную скорость, фильм оставляет впечатление замкнутого пространства, окружения, ловушки, клетки. В закрытом, как гроб, мире, под непроницаемым, как серый мешок, небом, в сомкнутом, как наручники, городе — машины, люди, дела и дни несутся по кругу в безвыходном, суетливом, одиноком трансе. Бессмысленно кружат по одним и тем же улицам лица, преступные и поддельные, как улики. Но не стихающий ни на минуту ритм фильма не дает ощущения бешено несущейся жизни, он сигналит о спешке смерти. Ритм эпилептических конвульсий, последних ударов сердца. Это скорость распространения какой-то всеобщей эпидемии. Ритм и есть главный герой «Скольжения». И название фильма – тоже ритм, имя ритма.
Добровольный изгнанник бешеной стаи – мятущийся и раненый Пепл. Среди всеобщего озверения, ослепления злом он вдруг – чудом – узнал чуму, узрел ее метки и на других, и на себе. И с этой минуты учуял клетку. Эта клетка – не только западня, которая сужается вокруг него стараниями бывших друзей, эта клетка – он сам, несущий бремя личной чумы, проказы, греховности. Со скоростью света бежит он к свету из морока и лжи. Но в клетке себя можно бежать только по кругу. Одна из лучших сцен фильма, где герой пытается сорвать решетку с окна больницы. Бессмысленно. Дико. Глупо. Словно силится выпрыгнуть из себя.
В глазах Владислава Абашина – Пепла – замерла безнадежность исхода, но мужественная, без паники. Остановившийся взгляд прозревшего грешника, разбойника, заметившего Христа в момент распятия и очищенного покаянием в последний час жизни. Оно никогда не бывает запоздалым. Фильм просветляет, ведь герою хватило души и времени, чтобы опомниться – остановить скольжение в самое пекло эпидемии, в эпицентр зла. И боль, и страдание, и сама смерть его – к добру. Завершение фильма – спасительная весть о ребенке. Евангельское чудо: «не оживешь, если не умрешь». Не сгоришь, став пеплом, — не взлетишь фениксом.
Герой Абашина и страшен, и прекрасен. Прекрасен, когда с очевидностью, яростью, ясностью отдает себе отчет в том, что с ним было и будет. С него спадает короста личного, эгоистичного существования (жил только собой и для себя). На пути к свету он казнит зло в себе, в других и спасает добро, которое все время, не замечаемое, ненужное, было в нем, было рядом (жена, любовь, будущий ребенок).
Большинство страдает, как писал А. Камю, «от нарушения своих привычек или от ущемления своих деловых интересов». Таковы все герои «Скольжения», кроме Юлии и Пепла. Они страдают от преображения, резкого, как свет после темной комнаты, мгновенного и необъяснимого, как чудо. Оно – чудо – случилось уже в первые минуты фильма, когда герой, почти умерший, распростертый лежал под прицелом, а над ним склонилась посланница неба — стюардесса – и подарила жизнь.
Герой скользил и скользил по лжи, по чужой боли, крови, но, пролив свою, обрел устойчивость. Сбежав из длинной очереди покупателей и продавцов совести, в финале Пепл глядит на всеобщую чуму уже здоровый — вне клетки, честно расплатившись за ложь, осознав истину. Приспособиться к жизни – не значит выжить. Умереть – не значит проиграть. Не деньги, погоны и власть – предметы первой необходимости. Совесть и правда – товары, которых на самом деле в продаже нет. Торгуют подделками.
Loading ...
Добавить комментарий