Обыкновенная жестокость за европейским фасадом — рецензия на фильм «Исцеление» (De Behandeling, 2014 г.)

Есть преступления, которые ничем нельзя оправдать, объяснить и искупить. Даже океана крови виновного иногда бывает мало за каплю крови безвинного, отправленного на эшафот злой волей недочеловеческого полусущества, взявшего на себя роль Бога. Нет, закон «око за око» и вселенское правило бумеранга слишком прост, чересчур незамысловат. Тотальное всеобъемлющее насилие над чистотой должно быть отплачено по гамбургскому счету до пятого колена, особенно если жертвой стал ребенок. Исчезновение. Труп в кустах: истерзанный, обглоданный жадным до нежной плоти хищником. Крик, замерший на окровавленных устах. И призраки прошлого восстают в ужасном настоящем, призраки, с которыми почти распрощался офицер фламандской полиции Ник Хафмейер, но которые его сызнова начали терзать и мучить.

Шестой по счету полнометражный фильм известного бельгийского режиссера и сценариста Ханса Херботса, чья всеевропейская слава началась лишь в 2010 году после выхода его настроенной на художественную волну Франсуа Озона драмы «Бо», прогремевшей на ряде крупных европейских кинофестивалей и нежданно-негадано выдвинувшей его таким образом в авангард современного бельгийского кинематографа, «Исцеление» 2014 года своим сюжетным остовом упирается в ставший чрезвычайно популярным на уютных просторах Фландрии одноименный бестселлер бельгийского беллетриста Мо Хайдера, добротно его переосмысливая и переводя с книжного на искусный язык авторской кинематографии, усугубляя при этом его остросоциальную направленность и отдаляя на выходе эту картину от привычных жанровых лекал современного мейнстрима.

Воистину гнетущий и ужасающий портрет современного европейского социума предстает в этой ленте, очищенной от шелухи очевидностей и сюжетных клише, представляя из себя настоящий сернокислотный, разъедающий всех и вся на своем разрушительном пути, концентрат, отражение в зеркале без искажения и почти без кривизны. Портрет этот потрясает реалистичной рисовкой на тонкой грани фола и брутальной чернушности, и детектив как таковой в «Исцелении» носит сугубо вторичный, необязательный характер, ибо «Исцеление» является в первую очередь сильнейшей выматывающей и физически, и психологически в духе Ингмара Бергмана, Михаэля Ханеке и Райнера Вернера Фассбиндера драмой, в центре драматургического конфликта которой стоит не столько поиск искомой истины, обретения жестокой правды и разоблачения жуткого монстра-детоубийцы и насильника, чья личность лишь до поры до времени подернута дымкой энигматичности, сколь проблематика рассоциализации человека, его разобществления и ухода от привычных норм общественного порядка и психофизиологического развития, дегуманизация и деградация, результатом которой является присущее всей современной Европе двуличие, лицемерие, становление как нормы отклонений от нее. Нависающая тень инцеста, фертильное нутро педофильских девиаций, насилие как самая привлекательная часть человеческой природы — все это и не только нашло свое адекватное кинематографическое воплощение в фильме «Исцеление», являющемся на выходе стилистически сбалансированным, художественно цельным и нуарно-стильным, хотя пряные нотки нуара кажутся не более чем эдаким случайным дополнением, не неся в себе дополнительного заряда нетривиальности.

Херботс, начав свою историю предельно конкретно, будто цитируя множество отрывков из криминальной хроники, при этом не пускается во все тяжкие избыточной натуралистичности и отдает все на откуп намекам и полунамекам, силуэтам настроения и абрисам чудовищных страданий, постепенно, ближе к финалу, уже уводя зрителей в зачарованный лес метафор и нарочитой притчевости, ведь по сути своей «Исцеление» — это не классическая история о маньяке и его безвинных жертвах, в которой происходит деанонимизация истинного Зла, его разоблачение; увы, это не так совершенно. «Исцеление» — это история привлекательности для большинства людей, кажущихся нормальными, жестокости, садизма, извращений, история больного общества, прячущегося за дорогим фасадом и не желающем собственного излечения, исцеления. Однако мечущийся из стороны в сторону главный герой, взявшийся, пожалуй, за самое свое жуткое расследование, которое многое разъяснит для него и в канувших в Лету делах прошлого, Ник, представитель породы обыкновенных — не жестоких, но и не слащавых — полицейских, полон изнутри смятений и страхов; он как никто иной стремится узреть истинный лик чудовища, чтобы и самому очиститься, искупить вину, исцелиться от демонов, терзающих его что белым днем, что черной ночью. Для режиссера, как и для зрителей, Ник — это моральная константа всей ленты, выразитель центральной идеи, заключающейся в том, что иногда презумпция невиновности является атавизмом, ненужной и чуждой моральной категорией, особенно если тот, кто ведет расследование преступлений, вышедших далеко за рамки, относится к человеческому типу страдающих палачей. Страдающих, но отнюдь не по убийце, который в фильме лишен всякого лоска, этакого брутального шарма, ореола криминальной романтизации, а по его жертвам, которых не излечишь и не исцелишь, ибо поздно уже. Смерть перечеркнула все. А необыкновенная жестокость только стоит ей скрыться за европейским фасадом превратится в обыденность, когда даже истошные детские крики и медленно растекающиеся лужи багрянца крови типичны в своей ядовитой уродливости.

Страница фильма «Исцеление» в КЛУБ-КРИКе