Что скрывает мгла, или Девятая симфония Бёртона — отзыв на мистический триллер «Сонная Лощина» (Sleepy Hollow, 1999 г.)

Американский романтизм, подобно всему, что позже по инерции и без тени научности стало называться американским, вылупился из яйца, отложенного хохлатой «старосветской» несушкой на вершине Плимутрока. Пилигримы привезли за пазухой не только порох, порок и пуританского Христа, но и тысячелетнюю традицию средневековой легенды. Из её призрачных вод ранее вышел рыцарский роман, заложив основу европейских литературных канонов. Вслед за ним вынырнула готическая новелла, проткнув стилевым шпилем грозовые небеса потустороннего и сея щекочущие ощущение трепета среди перламутровых дам и насмешливый скептицизм среди лукавых джентльменов галантного века. Любопытно, что именно в Эпоху Просвещения обретает свою книжную оболочку жанр — прадедушка современного хоррора, питающийся человеческими страхами и суевериями. Во многом в недрах «чёрного романа» к рубежу XVIII и XIX столетий накапливается и обогащается идейный эфир для романтических поветрий, которые захлестнут читателей, равно как и авторов, обеих берегов Атлантики на несколько десятилетий.

Проводником романтизма в Новом свете будет суждено стать Вашингтону Ирвингу, который сегодня почитается как родоначальник национальной литературы Соединенных Штатов. Как и подобает многим мастерам пера, Ирвинг был вдобавок заядлым путешественником и увлечённым коллекционером: имел горячее пристрастие к краеведению и собирательству былей и небылей эмигрантского Восточного побережья. Как результат, тёзка первого американского президента стал этаким Шарлем Перро и Джонатаном Свифтом свежеиспечённой державы в одном лице, сторожем её устного народного творчества и, одновременно, ироничным мифотворцем, нередко позволяющим себе поддеть современников за простоту нравов и пустоту в головах. В мягко комической художественной обработке Ирвинга под тонким слоем мистики до нас дошли североамериканские городские предания, байки у костра времён ранней независимости, многие из которых опирались на европейскую позднесредневековую этнику. Сага о Летучем голландце ложится в основу рассказа «Загадочный корабль». Обросшие паутиной домыслы о сокровищах капера Уильяма Кидда — в короткую зарисовку «Кладоискатели». Знаменитая «Легенда о сонной лощине», ставшая источником вдохновения для множества голливудских кинематографистов от эпохи короткого метра и «великого немого» до времён торжества Dolby Digital и полнометражных лент, отталкивалась от тёмных сказаний старушки-Европы о всаднике без головы и леденящей кровь притче постколониальной Америки о Скачущем гессенце из Лощины.

И, пожалуй, не было ни одного случая в истории экранизаций Ирвинга и экранных адаптаций евро-американских полуфольклорных произведений в целом от «Белоснежки» до «Красной шапочки», от Гофмана до Баума, когда режиссёр и автор, что называется, нашли друг друга. Нельзя сказать, что и в «Сонной лощине» Тима Бёртона сочинительский стиль отца-основателя американской художественной прозы эластично ложится на киноканву. В первую очередь, это относится к превращению ирвинговской истории, в большей степени юмористической, нежели пугающей, в оплот зловещего фэнтэзи с аурой ночного кошмара в канун Дня всех святых. Но можно с уверенностью заключить, что самый популярный в мире приверженец жанра замогильных сказок сумел породить киноквинтессецию современной готики, как таковой. В сизом полумраке пейзажей верховий Гудзона, в дремотном шорохе палой листвы, в натурной величественности экранного воссоздания архитектуры малых американских поселений, в обволакивающих мелодиях чернокнижника Элфмана рождается Страна Иллюзия с почти идеально выпестованным внутренним пространством. В её пределах злорадно зубоскалят тыквы, головы слетают с плеч, подобно бутылочным пробкам, кровь струится ручьями по жухлой траве, а убить фигурального дракона — значит совершить детективное паломничество в мир перепуганных сквайров, бездушных призраков, коварных ведьм и, преодолев первобытный ужас перед неведомым, отыскать во мгле древо истины, в дьявольском промысле — человеческий замысел, в невероятном — очевидное.

Шаг за шагом Икабут Крейн, дитя инквизитора и ведуньи, пленник голоса разума и жертва десятков фобий, борясь с собственным малодушием, движется в сторону разгадки тайн, сокрытых за густыми туманами. Из лоскутков научного знания сооружаются зыбкие химеры, извилистая лесная дорожка плутает и заводит к границе между рациональным и необъяснимым. В жуткой несокрушимости мстителя-кавалериста угадывается волевое начало, цепочка убийств выстраивается в систему, хмарь над Лощиной начинает рассеваться. Однако языческое колдовство всё же оказывается сильнее богобоязненности и защитной силы крестов, интуиция повергает на лопатки логику, которая у каждого своя, а всевластье разума превращается в мираж, который ускользает в матовой дымке фермерского захолустья. Блуждание по закоулкам Дремлющей Ложбины сродни плаванью на байдарке в предрассветный, или предзакатный час в тихой речушке. Когда водная гладь беззвучно и бестревожно гипнотизирует, манит и вводит рассудок в состояние приятных полугрёз. Случается, что в вотчине Гипноса появляется чудовище. Но, как правило, ненадолго и с неизменным пробуждением в конце. Так и Бёртон словно бы будит своего зрителя, развеивает марево и провожает героев в Век Разума, в котором природа всякого суеверия будет попрана, реальность захлестнёт миф, а всадник без головы вернётся на майнридовом скакуне без тени мистики, без флёра готики.

Страница фильма «Сонная Лощина» в КЛУБ-КРИКе