Тринадцать монстров, собранных под одной обложкой ССК серии оказались не страшными, но интересными. Так получилось, что произвести на меня впечатление рассказ может не эмоцией ужаса, а подлинным сопереживанием герою и/или пониманием его глубины. Что возможно, по большей части, с использованием фольклорных образов. Поэтому современные чудовища, типа «американских» маньяков или тварей, живущих на окраинах городов, всегда проходили мимо моего внимания. До прочтения этого сборника.
Наиболее запомнившиеся мне рассказы, «Чвянь» Е. Щетининой и «Дети внутреннего сгорания» А. Матюхина повествуют как раз о «городских» монстрах и «американских», хоть и обрусевших маньяках. Другие чудовища, которые пришлись мне по вкусу, конечно же, выросли из фольклора. Это в первую очередь «Шишига» Ю. Лихачёвой, «Ешкин род» Л. Львовой и «Снегурочка» О. Кожина. Остальные произведения, к сожалению, не запомнились. Разве что «Абсолютная близость» М. Киосы доставила удовольствие мастерской передачей плотского желания героя. Это тот редкий случай, когда странную идею и простоватый сюжет вытягивает техника автора. Что касается техники, то мысли о ней в остальных рассказах– в рецензии ниже.
«Снегурочка» О. Кожина привлекает фольклорным образом, который подаётся автором в нетрадиционной манере. В замысле карельского писателя Снегурочка — монстр, неожиданно похотливый. Нельзя сказать, что похоть – основная черта этого персонажа, но следует отдать должное, что в образе агрессивной сущности Снегурочка смотрится органичнее, чем под видом милой, снежной девушки. Кстати, в рассказе ни о какой девушке речи нет, что также ломает привычный стереотип в восприятии фольклорного героя. Из-за таких черт произведение Кожина можно считать дерзким экспериментом, который придётся по вкусу любителям неординарных интерпретаций, но вряд ли зацепит тех, кто при словах «тёмный фольклор» настраивается увидеть что-то жуткое.
«Человек-дерево» Шимуна Врочека не впечатлил. Метафоричная история, написанная простым стилем, к сожалению, имеет простоватый сюжет. Он вовсе не вселяет тревоги, которая так ценится в направлении триллера. Для того чтобы раскрыть триллерный пласт рассказа, достаточно было поставить перед читателем один-два лишних вопроса и натуралистичнее описать постепенное превращение человека в монстра. Ошибки здесь отчётливо видны несмотря на то, что это моё первое знакомство с жанром боди-хоррора. Который, кстати, при качественной технике может хорошо впечатлить. «Человек-дерево» же вместо впечатления просто удивил оригинальной идеей, чего мало.
«Шишига» Ю. Лихачевой написана в той форме хоррора, что я люблю. Исторические времена, деревенская глушь, лес и поселившееся в нём языческое зло, которое приходится родственником главному герою-леснику, не могут не привлечь. На рассказах типа «Шишиги» распаляется интерес к народному мифотворчеству с его бытовой нечистью, живущей рядом с каждым славянином. Распаляется потому, что написано грамотно и уверенной рукой – это привлекает и соблазняет написать что-то самому.
«Поющие в глубинах» Кабира я читал, участвуя в конкурсе «Бесконечная история, задолго до того, как рассказ оказался на бумаге. Тогда произведение меня привлекло мастерским описанием тропических пейзажей, но оттолкнуло странной структурой текста, когда действие происходит в далёких южных краях и… Питере. Весьма странный выбор, который обескураживает. Ситуацию поправляют монстры, но они в рассказе стоят как-то особняком, толком не влияя на сюжет, что тоже добавляет в мёд произведения ложку дёгтя: такой авторский кульбит создает неприятный осадок, что портит общее впечатление от в принципе неплохого рассказа.
«Без страха» М. Гелприна особого впечатления не произвёл. Идея с аномальной зоной, где спрятано необъяснимое первобытное Зло, конечно, притягивает читателя, так как возводит потустороннюю сущность в категорию метафизического закона, которому человек не в силах противостоять. Этот подход акцентирует могущество Смерти и Безумия – основных сил, связанных с человеческим страхом. Но, к сожалению, его в произведении Гелприна не испытываешь из-за недостаточного нагнетания автором паники на читателя. На отсутствие страха при чтении влияет и разрыв одной сюжетной линии на две, параллельно развивающихся друг другу. Такой приём отвлекает и мешает прочувствовать атмосферу, которая могла бы вытащить рассказ на должный уровень. Но не вытащила. Будь «Без страха» линейным произведением, где события просто чередуются одно за другим, атмосфера Безумия накалилась бы лучше. Могу сравнить его с линейным «Стрёкотом» Лантана, где Зло осталось необъяснимым и потому действительно страшным.
«Колотушка» Н. Иванова напоминает рассказы, которые можно услышать от поколения старше сорока лет: истории про сельское детство, хулиганские приключения в лесах и первые поездки на мопедах. При чтении «Колотушки» не покидает ощущение, что его написал зрелый мужчина старше сорока, хотя повествование ведётся от лица девятиклассника. Произведение подкупает аутентичностью мышления героя-подростка: автор точно описал мысли отличника, дружащего с хулиганом. Которого тот вынужден спасать от чудища Япыря. К сожалению, монстр фигурирует в рассказе недолго, что оставляет неприятный осадок после прочтения. Хотелось узнать, почему жуткий Япырь не догнал друга-Вальку, хотя оба оказались в стихии чудовища – лесу.
«Абсолютная близость» М. Киосы захватил с первых строк отличным стилем, незамысловатой историей и мастерски переданным предвкушением интимной близости. Объектом сексуального желания главного героя оказалась… не совсем девушка. Впрочем, когда проявилась её настоящая суть, объектом желания стал сам герой. Интересный, оригинальный монстр точно не отставит равнодушными поклонников С. Кинга, которые любят бытовое, живущее по соседству зло. Такая концепция действительно привлекает, но в «Абсолютной близости» есть и негативная сторона, которая так же сближает рассказ с кинговскими: в нём не объяснена природа зла. Это единственное, что меня смутило (не оттолкнуло) в рассказе Киосы, потому что это крепкое произведение: как по стилю, так по настроению и сюжету.
«Отсебятина» А. Жаркова скрывает под своим названием жуткую идею о превращении человека в монстра, несмотря на желание появляющейся твари сохранить в себе человеческие остатки. Автор передал это просто, что обязательно понравится читателям, любящим незамысловатую и яркую картинку.
К сожалению, образы рассказа можно назвать яркими , имея в виду лишь их оригинальность: фигура человека-червя, путешествующего в метро в поисках добычи, действительно отпечатывается в памяти. Но отпечатывается только фигура, потому что сам человек/монстр вместе с окружающей его средой и подземными тварями не достаточно красочные. Отсутствие в рассказе ярких, оживляющих образы тонов можно объяснить общей атмосферой: мир в «Отсебятине» сер, уныл и пуст – такой, каким его видит потерявший дочь герой перед превращением в чудовище. Такая блеклость визуальной составляющей – не единственная слабость рассказа. Несколько суховатое повествование мешает читателю испытать чувства монстра и боль человека внутри него. Более того, в некоторых местах ощущения вообще не прописаны, хотя они бы серьёзно оживили текст, ощути их читатель в сцене с превращением человека в червя. Однако, несмотря на такую скупость в передаче ощущений, историю Жаркова забыть нельзя. Описанный в ней мир, при всей блеклости, правдоподобен – потому что напоминает наш мрачностью, безысходностью и, иногда, печальным концом.
«Белоглазый» Я. Землянухина несколько разочаровал. С творчеством Ярослава мне впервые довелось познакомиться при чтении его совместного с Л. Львовой рассказа «Нет места на земле». Их произведение отличилось витиеватой динамикой и душевными метаниями главного героя. Тогда пришлось долго думать, кто из авторов повлиял на такую сюжетную структуру. После прочтения же «Белоглазого» выяснилось, что витиеватая динамика – почерк Землянухина.
В «Белоглазом» это заметно проявляется в первых ¾ рассказа, когда действие стопориться неуместными терзаниями одного из героев. Его душевные метания не оправдаются никаким сюжетным твистом, которого попросту не может быть, потому что герой погибает. До смерти же переживания не меняют его ни в лучшую, ни в худшую сторону, а таскают, как марионетку по ухабам сюжетных сцен. Но следует признать, что последняя четверть рассказа, где появляется монстр-тролль (который больше похож на гремлина) заметно выигрывает на фоне первой. С появлением мифологического существа действие закручивается, уплотняется сюжет, стиль кажется буле «вкусным». Это привлекает и заставляет читать, не отрываясь. Но оставляет осадок неоднозначностью впечатления.
Однозначно лишь то, что, несмотря на огрехи в сюжетной структуре, в целом «Белоглазый» написан неплохо и выигрывает в моих глазах наличием яркого фольклорного монстра. Но в дальнейшем хотелось бы видеть от автора рассказы с менее витиеватым действием.
«Дети внутреннего сгорания» А. Матюхина сначала показались простой историей о серых героях. Но всё изменил сюжетный твист, зацепивший в моей душе кое-какие нотки. Не люблю такого касаться, но автор умело/осторожно использовал опасную тему взрослых детей, которые по «зову ночи» уходят из дома и не желают возвращаться, чувствуя себя монстрами – и имеют основания считать себя такими. Рассказ жуткий, тоскливый и тяжёлый для тех, кто имел похожий с героями опыт. Фаворит сборника за серьёзность.
«Чвянь» Е. Щетининой вызвала смешанные впечатления.
В историю затягивает живой стиль, хотя поначалу рассказ отталкивает простотой сюжета и штампованными декорациями городской окраины. Такой штамп оказывается оправданным лишь с развитием действия, когда серую, промозглую атмосферу промзоны оттеняет натурализм в передаче ощущений. Автор хорошо акцентирует внимание на мерзости заброшки, мелкими штрихами передавая брезгливость героини. Несмотря на черно-белую (местами бесцветную) картинку такой контраст делает произведение ярким. Возможно, причина яркости заложена в простоте сюжета, в котором отсутствует острый конфликт — произведение относится к типу «бегущая страшилка догоняет жертву».
Сама же страшилка напоминает монстра из другого рассказа Елены – «Чучело-мяучело», имеющее такую же бесформенную массу, слизистое тело и щупальца. Монстр из «Чвяни» органично смотрится в сырой, влажной среде. Более того, несмотря на мерзость, он обаятельный. И, к сожалению, непонятный: природа Чвяни не раскрывается, как не была она раскрыта с монстром из «Чучела…» Из-за этого, при чтении последних рассказов Щетининой, отчётливо замечаешь её тяготение к типу бесформенных и необъяснимых монстров. Конечно, они получаются харизматичными, но несут на себе налёт кинговского влияния. Что не может радовать. Но это уже дело личного вкуса.
«Человека дождя» за авторством Левандовского, к сожалению, дочитать не смог. Почти до половины рассказа пытался вникнуть, что происходит с героем, хотя постоянно казалось, что не происходит ничего. Рассказ оттолкнул громадным объёмом лишнего текста. В нём много отступлений, неуместной рефлексии героя и, как следствие, бытовых философствований. Всё это никак не двигает сюжет. Более того, такое обилие букв негативно влияет на динамику сюжета и стопорит его. Хотя, возможно, мне показалось – и сюжета нет в принципе.
Loading ...
Добавить комментарий