Отряд самоубийц — рецензия на фильм «Аннигиляция» (Annihilation, 2018 г.)

Доктор Лектер видел во сне «Аннигиляцию», а когда проснулся, не мог понять, то ли он спал и во сне видел биолога Лину, то ли он находится в сновидении, а его, доктора Лектера, биолог Лина видит во сне.

Где-то на побережье США упал метеорит, и там, где он упал, возникла аномальная зона — «Мерцание». Туда, по благословению правительства, периодически наведываются отряды сталкеров-самоубийц, причем наведываются успешно — никто не возвращается. Биолог Лина (Натали Портман) узнает об аномальной зоне…

***

Аудиовизуальный стиль и атмосфера, особенно в сценах с расчлененкой, похожи на таковые в сериале «Ганнибал», созвучны им (кроме, пожалуй, кульминационной сцены в сердце аномальной зоны). Проросшая цветами девушка (будто из древнегреческого мифа о Смирне), разорванное хищником лицо, синхронно двигающиеся олени-«эха», олень с растущими на рогах листьями и цветами — всё это эстетизирование созвучно «Ганнибалу». «Аннигиляция», пожалуй, могла бы стать одной из серий этого слишком рано закрытого сериала — скажем, серией «Сон доктора Лектера после просмотра фильмов Тарковского». Да, сюжетная ткань «Аннигиляции» в значительной степени соткана из нитей «Сталкера» и «Соляриса». И даже показанное в конце фильма побережье с одиноко стоящим зданием визуально схоже на побережье, по которому бегал в своих снах Иван из «Иванова детства». К созвучию этого фильма с «Аннигиляцией» еще вернемся.

Актерская игра Портман впечатляет, заслуживает всяческих похвал. Айзек сидит в своей роли как влитой; он вообще отличный драматический актер, типаж наподобие Аль Пачино, о чем свидетельствует, к примеру, его роль в «Самом хорошем году». Дженнифер Джейсон Ли на ура создала образ слегка (самую малость) свихнувшегося психолога Вентресс, создала по принципу «всё гениальное просто»: достаточно незначительного штриха — легкую, чуть жутковатую, улыбку психолога на отрешенном невозмутимом лице, — и образ становится слегка странным, неприкаянным.

Именно Вентресс (это говорящее имя, одно из значений слова vent — отдушина, и Ventress можно вольно перевести примерно так: помогающая выпустить пар) — так вот, именно она предельно четко артикулирует один из главных вопросов фильма. Сообщив Лине, что самоубийство и саморазрушение — не одно и то же, Вентресс спрашивает Лину: «Стремление к саморазрушению запрограммировано в каждую клетку каждого из нас, не так ли?» Это вопрос о Танатосе, влечении к смерти. Лина не успевает ответить, но мнение авторов понятно. Если стремление к саморазрушению не свойственно людям, то почему молодые девочки записываются добровольцами на разведку, с которой предыдущие группы не вернулись живыми? Почему Лина, гармоничная почти на древнегреческий лад, — семь лет служила в армии, т. е. хорошая физическая подготовка, и получила степень по биологии, т. е. мощный интеллект — почему она ставит под удар свой удачный брак?

И тут я позволю себе краткое отступление о Танатосе.

Его величество Принц смерти

В работе «По ту сторону принципа удовольствия» Фрейд пришел к выводу, что биологическим организмам свойственно стремиться к неорганическому, мертвому, состоянию, и это влечение к смерти он назвал Танатосом (по остроумной формулировке Сержио Бенвенутто, это принцип, или Принц, смерти). Согласно Фрейду, Эрос, стремящийся к воспроизведению, продолжению и укреплению жизни, не сопротивляется Танатосу, но вносит в Танатос поправку — Эрос всё устраивает так, чтобы живые существа достигали смерти, по возможности, своим собственным, заранее заданным, например генетически, окольным путем. Эрос и Танатос — привратники смерти. Для позднего Фрейда-философа сексуальность — лишь проблеск, мимолетная вспышка на неизменном и вечном фоне мертвой материи.

Концепция Танатоса в психологическом контексте взята у Сабины Шпильрейн, но, на мой взгляд, истоки следует искать в трудах Ницше, который остроумно заметил, что к счастью стремятся только англичане, то есть утилитаристы, а остальные люди, живые организмы и неживая природа стремятся к власти, ибо воля к власти есть первооснова бытия. Ницше ищет, что же находится по ту сторону принципа удовольствия, и находит волю к власти; ищет и Фрейд, и находит Танатоса.

Впрочем, пора вернуться к фильму.

Детство Ивана

Рискну предположить, рискуя впасть в натягивание совы на глобус, что структурная динамика картины, созвучная с таковой в «Ивановом детстве», и вопрос о Танатосе образуют еле слышный диалог с вопросом Тарковского, которым он задался в конце своего фильма об Иване: «Неужели это не самая последняя война на Земле?» Это предположение появилось из-за двух упомянутых уже здесь пунктов созвучия «Аннигиляции» с «Ивановым детством». Среди этих пунктов — сходство по структурной динамике, и оно заключается в том, что Иван у Тарковского, подобно Лине в «Аннигиляции», весь фильм стремится в «аномальную зону», оккупированную врагом, стремится потому, что влечет его к саморазрушению, ибо отнят близкий человек (у Ивана это мама).

Разрушение vs. изменение

В мерцающей зоне всё мутирует, мутации скачут так стремительно, что на одном стебле вырастает сначала, скажем, ромашка, а чуть выше — роза, а рога оленя превращаются в куст какого-то растения. Лину спрашивают, почему аномалия всё разрушает. Лина отвечает, что аномалия ничего не разрушает, она просто изменяет привычные нам формы; вспоминаешь знаменитую женщину-психоаналитика Сабину Шпильрейн и здесь, а именно то, что она написала работу «Деструкция как причина становления». И мысль-то вроде почти прописная: чтобы создать что-то новое, нужно разрушить старое.

Вердикт

«Аннигиляция» — во многом дань уважения Тарковскому. (Хотя, конечно, есть отсылки и на другие фильмы, скажем на «Сияние» Кубрика.) Фильм отличный. И красивый: чем больше экран, на котором смотрите, тем лучше. Несмотря на медленный темп и прочие мелкие недостатки «Аннигиляция» — глоток свежего воздуха, лента глубокая, эстетичная и жизненная, с мощным философским подтекстом.

Страница фильма «Аннигиляция» в КЛУБ-КРИКе