Красавица и чудовище: вариант Мурнау — отзыв на фильм «Некрофил» (Le nécrophile, 2004 г.)

Пустыми улицами уснувших городов бредет странное создание, получеловек-полугуль, похожий на противоестественный гибрид сразу двух Шреков: того, что сыграл когда-то незабываемого Носферату у Мурнау, и героя детских мультфильмов. Вот только нет в нем ни зловещей одержимости первого, ни обаятельного уродства второго — лишь унылая обреченность изгоя и вечный страх затравленного зверя. Чудовище, с трудом перебирая ногами, закованными в железные ботинки, странствует по укромным закоулкам и широким проспектам, заглядывая в окна в поисках умирающих красавиц, чтобы затем отправиться на кладбище с похоронной процессией, затаиться в тени могил с лопатой в руках и терпеливо ждать, когда, наконец, скорбящие родственники покинут сию юдоль слез и скорби. Тогда наступает время Некрофила: выкопать труп, принести его в свою жалкую каморку, раздеть, уложить и… Да, и съесть тоже — чем питаются гули, известно всем. Но герою короткометражки Филиппа Барасса мало насытить свое тело. Этот жалкий и ничтожный уродец жаждет любви и заботы, которую милые его сердцу (или что там у него вместо этого органа имеется) трупы подарить ему не в силах. Но однажды в дверь его каморки раздается звонок, и двое полицейских оставляют в руках несчастного гуля маленькую девочку с золотыми волосами: прекрасную сиротку, волей жестокой судьбы оставшуюся на попечении урода… И на экране разворачивается еще одна версия бессмертного сюжета о Красавице и Чудовище.

Рассказанная стилизованным под немецкий киноэкспрессионизм 20-х годов (недаром Мурнау здесь цитируется едва ли не впрямую) история странной любви, невозможной дружбы и извращенного самопожертвования до гроба и после разрушает все представления о красоте, меняет местами полюса добра и зла и без всякой точки опоры переворачивает мораль. Все внешнее: трупоедство и труположество, отчаяние и одиночество, красота и уродство — отступает перед любовью, которая не выбирает. И которая способна даже в самом отвратительном существе увидеть лучшее и чистое. А все, что остается вне этого чувства, вне этой дружбы/любви двух совершенно чуждых друг другу созданий, может сколько угодно стучать кулаками по столу и грозить всеми возможными карами. Потому что, в конечном счете, этот мир — не единственный. И еще никто не доказал, вопреки убеждению Лейбница, что именно он — лучший из всех.

Чтобы заявить об этом как можно громче, Барасса откровенно играл с огнем, рискуя навлечь на себя обвинения в пропаганде некрофилии, педофилии и еще боги ведают в чем. Мало того, что он заставляет симпатизировать своему герою, трогательному в своем унылом одиночестве и жалкому в том отвратительном промысле, что заставляет его вести природа. Режиссер намеренно выводит на передний план сексуальность героини, нагло заимствуя ее образ у юной Евы Ионеско. А ведь на дворе вовсе не раскованные 70-е! Конечно, столь откровенных сцен, как в скандальном «Maladolescenza» итальянца Мурджиа француз себе позволить не мог, скрыв запретный эротизм за гротеском и гипертрофированным уродством своего героя. Но отношения Красавицы и Чудовища в «Le Necrophile» от платонических весьма далеки.

Впрочем, дело не в запретной сексуальности, которую юная Илона Сабо с подачи Филиппа Барасса, беззастенчиво и невинно излучает с экрана. Все это в той или иной степени уже было на киноэкранах и кроме скандала никакой иной цели не преследовало. Француз использует недетское обаяние девочки совершенно с иной целью — создать максимально возможный контраст, максимально резкое сочетание черного и белого, максимальную экспрессию кадра. И добивается своего. Единство и противоположность красоты и уродства в картине зашкаливают за все возможные рамки… и сливаются воедино. Так, что уже не отличить, где одно, а где другое. То есть, результата, которого стремились добиться столь милые сердцу Барасса немецкие экспрессионисты, он добивается, превращая свою работу в триумф стиля, который, кажется, давно уже стал историей кино.

Временами, правда, кажется, что все, что происходит в кадре есть всего лишь одна большая шутка; что режиссер тихонько подтрунивает над зрителем, пытающимся все принять за чистую монету; что дань киноистории Барасса отдает с изрядной долей иронии. Но это лишь придает всему увиденному дополнительный шарм. В самом деле, нельзя ведь ко всему, что любишь, относиться излишне серьезно. Тогда это уже будет похоже на фанатизм, а оттуда и до безумия недалеко. Француз фанатизмом по отношению к немецкому экспрессионизму не страдает, оттого и стилизация его не выглядит застывшим панегириком. Это живая, естественная дань уважения и признательности. И эффектная история невозможной любви при этом, юмористические нотки в которой призывают не относиться к ней слишком серьезно: не бежать на ближайшее кладбище выкапывать трупы и уж тем более не зажаривать юных готичных дев с картошкой. А просто смотреть отличное кино.

Страница фильма «Некрофил» в КЛУБ-КРИКе