Брызги — отзыв на детективный триллер «Шоссе в никуда» (Lost Highway, 1997 г.)

Однажды О. Джей Симпсон, экс-звезда американского футбола и напарник Лесли Нильсона по «Голому пистолету», отрезал голову своей супруге и искромсал ножом её любовника. После чего паранормальным образом был признан присяжными совершенно непричастным к расправе, полностью оправдан перед лицом нации и отпущен на волю, представ в глазах многомиллионной общественности невинной жертвой обстоятельств и произвола полиции. Однажды актёр Роберт Блейк, он же Загадочный Человек, заказал убийство жены и был освобождён судом от ответственности за содеянное. Между этими происшествиями фильмография современного сюрреалиста номер один пополнилась очередной завораживающей, визионерской мистификацией о сакральном акте насилия. О том, как средний представитель богемы изрубил благоверную на ленточки для бескозырок. Связь между упомянутыми событиями эфемерна, призрачна, пунктирна. В точности как составление карт к смысловым сокровищам Дэвида Линча. Вояж по «Потерянной магистрали» — выразительное тому доказательство. Созерцание плёнки сродни полунаркотическому трипу: аристотелевскую логику расщепляют когнитивные ловушки, эвклидово пространство прирастает четвёртым измерением, классический психоанализ трещит по швам, апелляции к разуму задыхаются в макабрическом танце, а единственной путеводной звездой становится голая интуиция и вкрадчивый внутренний голос, шепчущий: «Fire, walk with me…».

Кинематографисты условно подразделяются на два творческих лагеря: режиссёры манеры и режиссёры идеи. Архитектор «Lost Highway» принадлежит в большей степени к первым, чем ко вторым, поскольку идейное ядро линчевского наследия целиком покрыто непроницаемой мантией гипнотической эстетики. Урбанистический паноптикум о кровавом злодеянии и раздвоении личности идеально ложится в плоскость авторской художественной стилистики. Эберт окрестил седьмую полнометражную акварель Линча лобзанием с зеркалом, бесчувственным и бестелесным, ледяным и пустотным. Фрейдомарксист Жижек посвятил деконструкции «Шоссе» пространное культурологическое эссе и разглядел в жёлтых полосках дорожной разметки, уводящей в пустоту, скрещение двух измерений — буржуазной вселенной извращённого секса, зверских убийств и предательств под шёлковым покрывалом неонуара и олицетворённой метафоры мужских страхов перед импотенцией и изменой. Бесчисленные прихожане Собора имени Дэвида Блаженного высматривают истину в трансцендентных кроличьих норах и мистических ящиках Пандоры. В круговороте оккультных догадок вращаются параллельные миры, переселение душ, полтергейст и оборотни. Все предложенные версии, от мала до велика, с аппетитом поглощаются вязкой, тёмной материей бескрайнего вместилища вопросов без ответа. Ведь популярные толкования верны и превратны одновременно. С равной негой греются они и сгорают в гамма-лучах Туманности Линча по причине невозможности сужения необъятной «шоссейной» фантазии до общепонятных и всеприемлемых фабульных схем.

Гораздо более наглядным представляется погружение запутанной автодорожной мистерии «взъерошенного» Маэстро в концентрированный контекст линчевианы, поскольку её кинопространство, как никакое другое, насыщено сквозными и перекрестными образами. Ключевые женские персонажи полотен Линча зачастую обладают антиподами или зеркальными «сёстрами», внешне отличающимися цветом волос. У грешной Лоры Палмер — девственная Мэдди Фергюсон; у раскованной Дороти Валленс из «Синего бархата» — домашняя Сэнди Уильямс. Образ femme fatale в исполнении Патриции Аркетт и вовсе разделяется напополам. Покорная, инертная брюнетка Рене и авантюристичная, хищная блондинка Элис, две сущности одного объекта желания, сливаются в роковой афродизиак для всех окружающих мужчин. Одной из несущих опор созданного Линчем портала в Никуда служит феномен мнимого двойника, одержимого садистической страстью или же, наоборот, ведомого искупительной миссией. В «Твин Пикс» — это плотоядный Боб, в «Шоссе» — Пит, ожившее светлое альтер-эго Фреда Мэдисона, лжеспасительный плод его надтреснутого, сокрушённого разума. Спусковым крючком для разного рода сверхъестественных интерпретаций становится мрачная и зловещая персона-загадка. Инопланетянин в «Голове-ластике», твинпиксовский красный карлик, человек-овца в «Малхолланд Драйв». Вездесущий Мистери мэн, преследующий Фреда с видеокамерой наготове, из той же «потусторонней» когорты. Одни узрели в нём персонифицированное подсознание, другие — апостола фатума, чёрного вестника бездны, третьи — этакого мистера Хайда, сумрачного доппельгангера, четвёртые — демоническое создание, подавителя людской воли и прядильщика нитей судьбы. Так или иначе, коллекция восковых фигур и тотемных чудищ, собранная магистром непознанного, даёт лишний повод убедиться: киноязык Линча необычайно рельефен, интимен и основан на самобытной азбуке, читать которую приятно, изучать — завлекательно; исчерпывающе и универсально расшифровать — немыслимо.

Стало быть, ничего не остаётся, кроме как просто нырнуть с головой в томные воды режиссёрской экспрессии: внимать эксцентричному вокалу Дэвида Боуи и рокоту Раммштайн, ловить взглядом взрывоопасную женственность леди XXX, ощущать кожей пульсирующую органику кадра, вкушать пряный нектар психоделического саспенса, вдыхать запах порока и плавящегося целлулоида. И пусть шоссе стремительно уносится вдаль, а корвет мчится в темноту на полных оборотах, пусть всех нас снимает скрытая камера бога иль дьявола, пусть чёрный человек поджидает за ближайшим поворотом, а позади вопят сирены — от адреналина захватывает дух, от бешеной скорости зашкаливает пульс, от восторга учащается дыхание. Значит, мы здесь. Значит, мы живы. Значит, надежда есть.

Страница фильма «Шоссе в никуда» в КЛУБ-КРИКе