Автор Ortega-y-Gasett
В современном кинематографе ремейк и отдельные его ответвления представляет собой целую художественную систему воздействия на зрителя. Кинематограф развивается бешеными темпами в техническом и визуальном плане, потому одной из важных задач ремейка является всестороннее совершенствование ставших классикой кинолент. Ремейк позволяет эксгумировать и осовременивать сюжеты, уже давно ставшие классикой. К тому же, интерес к переэкранизации того или иного фильма связан с его злободневностью. Таким вот ремейкообразным фильмом является «Человек-волк» Джо Джонстона — обновленная версия одноименного фильма Джорджа Ваггнера 1941 г.
Если посмотреть на два этих фильма, то самым поразительным является то обстоятельство, что новый фильм практически полностью повторяет свой прототип. Вместо того чтобы осовременить известный сюжет, Джонстон создает стилизацию под фильм 1941 г. таким образом, что не классический герой попадает в современные условия, как мы привыкли, а современный человек оказывается в готической ваггнеровской атмосфере. Самый главный вопрос, который напрашивается сам собой — зачем современному режиссеру было совершать такой исполинский шаг назад?
Фильм Джонстона не отличается новаторскими идеями. Вместо привычного нам развития сюжета, Джонстон отдает предпочтение торжеству мрачной атмосферы фильма Джорджа Ваггнера, а потому время сильно замедляется, замедляется и сюжетное развитие, на первый план выходит «неторопливая» актерская игра на фоне шикарнейших готических декораций. Эти декорации лишены лоска, а больше напоминают мрачный разлагающийся умирающий викторианский мир. Практически ни в одном кадре нет светлых теплых тонов. Кругом царит туманная серость, подавляющая все живое. Режиссер конструирует мертвую реальность, играя на контрастах, когда моменты полусонного бреда прерываются яркими вспышками ужаса. Складывается впечатление, что эта реальность сошла с картин Франсиско Гойи, вселяющих страх и ужас. С мертвечиной в этой реальности сосуществует «мертвый» человек (живой труп), а самыми живыми существами являются человековолки, с которыми в никчемное мрачное сонное царство приходит смерть, полная страха и отчаянья. Испытав символическую смерть (в форме страха), человек осознает, что является живым трупом.
Также символически, в мир мертвечины Джонстон заключает, как преступника, нашего современника — «живого мертвеца», внутренний мир которого характеризуется полным распадом и дегенеративностью. Из Америки он прямиком попадает в идеальный мир своих кошмаров — свой собственный Ад. Метафоричным выглядел бы феномен человека-волка, когда человек без великих превращений по своей природе является волком. По фильму приятнее осознавать, что герой превращается в чудовище из-за сказочного сюжета — укуса волка, когда его действия можно оправдать. Намного страшнее представить ситуацию, что человек вообще не властен над своими поступками, что внутри человека живет чудовище, которое постоянно порывается выскочить наружу.
Большое значение для развития образа героя «Человека — волка» имеет сам процесс метаморфозы, когда герой на глазах меняется формально и психологически. Внешнее изменение является чуть ли не самым ужасающим для зрителя, так как, увидев однажды превращение человека в нечто страшное, очевидец может навсегда получить психологическую травму. Именно поэтому в фильме антигуманно несколько раз показан процесс превращения, который запечатлевается в памяти сильнее более хоррорских сцен. На этом приеме в свое время мастерски сыграл Уильям Фридкин в фильме «Экзорцист», также мастерски Джонстон повторил его успех в своем фильме.
В результате, ваггнеровский мертвый мир соотносится с вывернутой наизнанку психологией современного человека, являясь ее визуальным воплощением. Мертвый мир притягивает к себе такого же «мертвого» героя, для которого важнее не настоящее или будущее, а глубокое прошлое, таящее в себе опасности черных дыр. Режиссер рисует нам образ героя, абсолютно не владеющего собой, а потому опасного, несущего безумие с разрушительной силой смерти. Также, данный фильм можно назвать смелым реверансом в сторону классического фильма ужасов, когда страх в меньшей степени воплощался в визуальном ряде, а в большей степени возникал на психологической платформе. Именно поэтому в фильме развита категория томящего ожидания, когда в нудноватость действия вплетается стремительный ужас.
Всё же трудно сказать, что этот ремейк повторяет оригинал 41-го года, потому что там даже сюжет развивался по-другому в ключевых моментах, но идеологическая связь этих двух картин сильна, особенно концентрацией на двойственности природы человека и борьбы внутреннего монстра самим с собой.
Чуть не забыл – отличный анализ фильма получился 🙂