«Меланхолия ангелов» — это затяжной, тягучий и липкий плевок в лицо общественной морали, циничное надругательство над всеми писанными и неписанными нормами и правилами, концептуальная литания смерти и боли, инверсия добра и зла, антихристианский манифест, философская ода насилию… И так далее, и тому подобное. Говорить в духе высоколобых критиков, что фильм «контроверсивен» и «спорен» — значит подменять понятия. Мариан Дора ни с кем спорить не собирается, религиозных или политических дискуссий не устраивает и доказательств правоты своего взгляда на мир не предъявляет. Он просто и безапелляционно отправляет этот самый мир в Ад, поскольку ничего иного он, по мнению режиссера, не заслуживает.
Единственная цель жизни — это смерть. Единственное чувство в жизни — это боль. Единственное, что отделяет человека от животного — это умение наслаждаться болью. Все! Два с половиной часа, что длится фильм, посвящены визуально-поэтическому изображению этих максим. Два с половиной часа на экране царят боль и смерть в максимально эстетизированной форме. Два с половиной часа Мариан Дора рисует картины мертвой и умирающей плоти, гниения и разложения. Два с половиной часа камера ловит мгновения смерти, которую человек дарит братьям своим меньшим и себе подобным: тем, кто не умеет ценить секунды ухода, кто не в состоянии понять и принять философию страдания. Черви, тритоны, лягушки, кролики, кошки умирают перед любующейся муками живых существ камерой, которая тщетно пытается поймать таинство перехода — и бессильно отступает, потому что при всей красоте смерти животных в ней отсутствует Высший смысл и Высшая красота. Та самая красота, которую герои «Меланхолии ангелов» видят на плацу Бухенвальда. Там и только там, где прерывается жизнь тысяч людей торжествует Искусство!
Ф-фу-ух! Если всерьез проникнуться идеями Мариана Доры, можно очень далеко зайти. Например, в глубь Бутовского леса в поисках объектов для художественной инсталляции или субъектов для оказания помощи в просветлении. Но будем надеяться, что все показанное на экране останется лишь философскими категориями, а не будет воспринято психическими нездоровыми людьми как руководство к действию. Ведь если в самом деле отдаться меланхолии, подобно героям фильма Брауту и Катце (неважно, ангелы они или люди), то мир покажется настолько ничтожным, что наступление Апокалипсиса будет воспринято с восторгом.
Если пытаться определить жанровую принадлежность «Меланхолии ангелов», то на ум приходит только оксюморон вроде «философского слэшера», в котором насилуют, пытают и убивают не ради удовлетворения извращенных потребностей, а во имя установления Истины. Для достижения слияния с Абсолютом в религиозном экстазе. Впрочем, подобные мотивы тоже изрядно отдают медицинским диагнозом. Как и толкование христианства как религии боли и страдания, адепты которой поклоняются смерти как последней и единственной истине.
Браут и Катце уже не совсем люди — если и были ими когда-то. Они ангелы, посвящающие в боль и смерть новых адептов. Рядом с ними две девушки, Мелани и Бьянка, встретившие незнакомцев на шумном карнавале и отправившиеся с ними в неизвестность. В заброшенном доме к компании присоединяется странная скрипачка и странствующий художник Хайнрих со своей музой (изможденной страданием калекой Клариссой). Все они, за исключением юных героинь, отлично знают, что такое боль и смерть, восхищаются и живут ими. Даже если принимать страдание приходится вопреки своей воле (подобно несчастной Клариссе). Теперь познать блаженство мучений предстоит новичкам. Одна из девушек примет новую веру и войдет в число избранных, другая останется гнить в земле — ведь далеко не каждый может стать ангелом… Для этого придется перестать быть человеком.
Мариан Дора максимально эстетизирует смерть. Отвратительно-притягательные картины пиршества червей на полуразложившихся трупах, медленно раздавливаемые земноводные, демонстративное расчленение кошачьего и кроличьего трупиков — даже «если ни одно животное при съемках не пострадало» (а похоже, что это далеко не так — слишком уж реалистично сняты сцены умерщвлений) защитники природы должны линчевать режиссера и всю съемочную группу. Но этим бессмысленным смертям противопоставляется смерть человека — ведь только он может понять и осознать смысл происходящего с ним. И найти в смерти наслаждение. Как это сделал Христос, который, если верить авторам фильма, хотел чтобы люди научились страдать. Причем вовсе не духовно.
Натуралистичное изображение пыток, взрезанные животы, расковыренные раны, неприкрытый садизм в сочетании с мазохизмом, кровь, моча и кал, реками текущие с экрана, вызывают шок даже у самого подготовленного зрителя (хотя применительно к «Меланхолии ангелов» слово «подготовленный» звучит как насмешка). И все это сопровождается поэтическими репликами Браута, философскими терзаниями Катце, озарениями Хайнриха. Трупный яд и гной заменяют масло и акварель, скальпель и тело — перо и бумагу. И даже нежные скрипичные пассажи композитора картины Давида Хесса пронзают болью душу также, как терзают тела на экране…
Отвратительно-притягательная картина «Меланхолии ангелов» нарисована очень талантливым человеком. Способным легко посеять ядовитые семена в душе. Это, конечно, не повод в отказе фильму в праве на существование, а Мариану Доре в праве на творчество, но все же — будьте осторожны. И опасайтесь впасть в меланхолию, даже если рядом с вами ангелы.
Как обычно, интересное вы нашли кино. А дебют Доры видели?
Нет, но так много о нем читал, что уже как-будто посмотрел… Да и после «Меланхолии ангелов» вроде как уже и не нужно. Здесь, похоже, философия Доры в куда более концентрированном виде подана…
Вообще же за одну сцену на плацу Бухенвальда удивительно как немцы, очень нервно воспримающие любые намеки на «фашизм», Дору до сих пор к суду какому-нибудь не привлекли.
Хотя никакого «фашизма» там, конечно, нет и в помине, но при желании пририсовать его пара пустяков была бы.