«Твин Пикс» – это жутко-красивый сон конца моего пубертатного периода. Сладкий, словно леденец, дегустация которого заканчивается деликатным взрывом, и – как следствие – надолго открытым ртом и легкой романтичной взлохмаченностью.
Обладая юмором висельника (то бишь постмодерниста), тонкостью, манерностью и подключенностью к иным мирам символиста, зацикленностью на игре в кошмар декадента Линч в «Твин Пиксе» смог притвориться детективо-сказочником с Ангелом Смерти и Ангелом Слез на плечах, который любит красоту во всех ее проявлениях и умеет делать 
красивым все, даже цветы зла.
Злой романтик специализируется на поэтике раздвоения (красный – синий – краски смерти, верх – низ, Лиланд – Боб, зло – добро тире Двойная Вершина), и «Твин Пикс» его раздвоился на тридцать и одну серию: до и после, после и до.
В первых 30-ти наш детективо-сказочник разгадку тщательно замаскировал, скрыл, пропустил. А начало истории вообще рассказал потом, черед два года (приквел «Твин Пикс: Огонь иди со Мной» (1992)), чтобы кто-нибудь понял наконец, кто убил Лору Палмер. Правда, у всех уже были вопросы про Купера, особенно у тех, кому очень важно знать, что зло будет наказано, т.е. что совы именно то, чем они кажутся – ночные хищные птицы (зачем таким вообще смотреть Линча, не 
понимаю?)…
Агент Дэйл Купер – миловидный, словно сделанный на кукольном заводе, Кайл МакЛахлан – весь мера, план, логика, непорочность и авторитет. Такие не имеют шансов на спонтанность и даже на простую взъерошенность. Тем более на контакты с потусторонним! Однако линчевский герой постоянно галлюцинирует. Он весь окружен иллюзиями, загадками, фантомами, причудливыми видениями и тайными знаками. И, как и Лора, находится в непресекаемом контакте с запредельно чудесным. Злым чудесным. Потому что просто ДОБРОдетель в кино, как и в любом искусстве 
(в отличие от жизни), несколько стереотипна и бесцветна. А Линч любит яркое!
В «Огне» он расцвечивает и чистую красоту, и чистую нравственность, и чистую любовь, и чистую дружбу, и чистую семью… отблесками злого света – адского пламени: то замораживающего синего, то обжигающего красного. Третьего, т.е. тепла, не дано. Когда смотришь на Лору – этот едва распустившийся цветок зла – в красно-синем сиянии, чувствуешь то Аид, то небо. И делаешь ставки на то, куда же ей все-таки суждено попасть?
На ответ постоянно намекают фантастические фигуры, назовем их мойрами: старушка, пританцовывающий мальчик в маске, безумная с 
голубым цветком, передвигающийся синкопами, непрерывно верещащий карлик и другие «невиданные звери» на «неведомых дорожках»… На протяжении всего фильма их мутные предсказания и недосказанные маршруты путают школьную красавицу, единственную дочь, возлюбленную, подругу, которую все любили, но никто не спас… даже ангелы.
Все так страшно любят тебя (ненавидя, вожделея или завидуя). Ну а кого любишь ты? Ты, Лора? Ангела, который исчез с картины с детьми?
Дона: В открытом космосе твое падение будет замедляться или ты будешь падать все быстрее?
Лора: Только быстрее. Долго не будешь ничего ощущать, а потом сгоришь без следа, и ангелы не придут к тебе на помощь, потому что их там просто нет.
Лора, кто ты? Кто ты есть? И кем ты стала? Терезой Бенгс? Любовницей мистера Палмера, которой он не раз повторял: «Как ты похожа на мою Лору»?..
Джеймс: У нас же есть все!
Лора: Все кроме всего. Твоей Лоры больше нет. Теперь есть я… Я люблю тебя! (и бежит в темно-синий лес к зловещей избушке).
Чего ты боишься, Лора? Как и все мы – темного, неведомого, чужого?.. что дверь на картине приоткроется и тайное станет явным, бездна посмотрит и узнает? или ты узнаешь ее?
Что тебя ждет, Лора? Конечно же, смерть. И еще личный Аид Линча, в котором все искажено – речь, цвета, размеры, пропорции, перспектива, все спорит с идеальной расчерченностью на черное и белое, тьму и свет. И еще ангел… в синем сиянии. И еще это странное чувство: я опять целен… найден кем-то… или собой… узнан… поставлен или возвращен на место.
Где это место? Стоп. Тайны, сны и фокусы в разоблачении не нуждаются: вэ рест из сайленс.
Дальше тишина. Сон во сне. Блики реки. Музыка долорозо.
Фильмы Линча не назовешь трогательными (трогательность – удел добрых сказок). Но в них есть удивительная, словно только для них и в них звучащая мелодия, придающая психоделически тяжелой, густой, многозначной линчевской атмосфере грусть, душевность, неспешную монотонность, интонацию жалобы о том, что Красота умерла и ангелы не прилетели. Музыка Бадаламенти как река, баюкающая уснувшую навсегда Лору, течет в душе. Она успокаивает даже своей настороженностью, гасит огонь обжигающе-убивающий и примиряет красное и синее, жидкое и жгущее, мертвое и живое (прямо как стихи Рильке).
Без музыки Бадаламенти в фильмах Линча было бы больше нервов, резкости, болезненности, абсурда, порока и меньше красоты, тишины, молчания перед тайной… и той атмосферы, которая стала «общей точкой» игры актеров: то завороженность, даже сонность, то гротесковая искаженность, утрированность невозможных состояний – на грани безумия, и почти во всех глазах время от времени – чертовщина и Боб.
Который так хочет стать нами.
Loading ...
Добавить комментарий