Я тут погуляла по разным сайтам, посвященным главным убийцам прошлого столетия. О Ландрю так много написано, кажется, почти все! Разве что про цвет белья, который он предпочитал, не упомянули. Одни его «творческие» псевдонимы могли бы составить многоэтажную статью, а донжуанский список – Энциклопедию (283 персоны, однако!). И все же Анри Ландрю, несмотря на объективность и реальность, очень киношный персонаж, ведь он убийца с психологией артиста и режиссера. Потому для настоящих режиссеров и актеров – пища богатая, хоть и пересоленная кровью.
Знаете, кто первым сыграл эту синюю бороду в кино? Сам великий Чарли Чаплин. Представьте, после сентиментально-душевных бродяг да малышей с утиной походкой! Чаплин примерил на себя образ маньяка в собственном фильме «Месье Верду» 1947 года, первом из серии посвященных галантному женоубийце. Идея сценария – сам Орсон Уэллс, от него же, видимо, и атмосфера черной комедии. Там Ландрю добрый, трагически смешной и до слез серьезный.
Но тут не о нем, о Ландрю Шаброля. Радует, что Клод Шаброль не пошел на поводу у какой-то одной из множества версий жизни и смерти лукавого Казановы: самой иррациональной, например, или самой логичной, или самой свирепой; и уж тем более романтичной (такие версии тоже имеются, мясник-поэт – чем не конфетка?). Шаброль сделал слойку с кровью, т.е. смешал все версии. Но при этом дал довольно цельный вариант пути преступника и социальный, семейно-бытовой, политический, моральный срезы жизни социума. Причем слово «социум» тут можно трактовать также многослойно. Это и Франция периода Первой мировой войны (1914-1919 – пик брачных игр Ландрю), и мир 60-х (время создания фильма), который, помните сами, 
восставал против лицемерия и фальши гораздо больше, чем наш, бунтующий по преимуществу в сети на однодневном блоггеровском языке. И мир вообще, а он во все времена кровав, да и справедливости в нем всегда в разы меньше, чем пишется в бумажных законах и произносится с высоких тронов строгими дядями в судейских «сутанах».
Тысячи раз прав Стивен Кинг, утверждая, что почти каждый фильм ужасов, как и детектив, к этому жанру стремящийся, социален. Потому что страх – главная изюминка таких фильмов – двупланов, и дна у него как минимум два. Он всегда имеет источники снаружи (в социуме) и причины внутри. Причем даже маньяки испытывают его. Ландрю, 
например, он же боится!!! Страх этот – не глаза влюбленных в него жертв, коченеющие, кричащие, умоляющие, а время, эпоха. Годы Первой мировой войны, которые СТРАШНЕЕ всех его злодеяний.
Говорят, реальный месье Анри был уверен (как, наверное, любой удачливый маньяк), что нашел рецепт «идеального преступления», без следов и жертв, вопиющих о возмездии. Шаброль, в пику этой уверенности, показал ДЕЙСТВИТЕЛЬНО «идеальное убийство». Преступление без наказания. Но в его фильме «автор» и «режиссер» этого криминального идеала вовсе не Ландрю. У Шаброля идеальное преступление – это преступление, разрешенное законом. Война! Миллионы ее жертв и не
сколько криминальных адюльтеров неутомимого любовника и изящного «мясника» в фильме сопоставляются с помощью тревожно-ироничного монтажа. Это постоянные спайки ретро-документальных кадров в ч.б. и ярких рафинировано-альковных, театральных до невозможности «декораций» его преступлений.
Судьи и присяжные на разные лады поют одно и то же: «ваши злодеяния против рода человеческого не останутся безнаказанны!». Но кто накажет политиков, которые устроили кровавую резню, лишили тысячи женщин тысяч мужчин (что, собственно, и подтолкнуло Ландрю выйти на брачную охоту), а потом использовали «страшную сказку» о синей бороде и о замке чудовища, чтобы отвлечь мир от своих грехов и грешков?
*«Немного крови в мирное время не повредит… Так мы избежим критических высказываний насчет перемирия. Криминальные истории не первый раз приходят на помощь политике…». *
Перед смертью Ландрю отказался выкурить сигарету, выпить стакан бренди, прослушать мессу, помолиться, причаститься. Последние его слова в фильме: «Я встречаю смерть с чистой совестью, потому что невиновен». И, возможно, он произносит их, искренне веря в то, что говорит. Потому что хорошо понимает, мир, что осудил его на последний брак – с гильотиной, нисколько не нравственнее, он страшнее. В нем одно убийство – преступление, а тысячи убийств – завоевание (или освобождение, или подвиг). В нем маска лицемерного добра и справедливости пугает меньше, чем маска лицемерного зла, если вообще пугает. «Весь мир таков, что стесняться нечего». (Кстати, эта фраза из «Обыкновенного чуда» Захарова и песенка про «бяк-бяк» очень в тон фильму Шаброля, а образ бородача — Казановы – мироновскому Министру-администратору).
Фильм задает множество вопросов: кто преступнее – злодей или создавший его социум? Убийство разрешенное или то, что впотьмах? Серийное или полезное? Чье двуличие страшнее – закона или убийцы?.. Ясно одно: второй неизбежно заплатит первому. А первый – никому.
Loading ...
Добавить комментарий