Дьявольская клоунада в советском искусстве

Образ страшного клоуна в советском искусстве

Вступление

История клоунады уходит корнями в эзотерические древние глубины истории, в сакральную тьму веков. Некоторые христианские течения, те же баптисты, считают первым клоуном самого дьявола, якобы он во всем неумело подражает Богу, высмеивая его действия. Вопрос спорный, но доля истины в этом, конечно, есть; клоунада явно не божественного происхождения, это весьма очевидно. Образ кривляющегося смехотворца (обратите внимание на построение слова — смех/творить), прячущегося под непонятной маской, имеет очень древнее происхождение. Ну возьмите хотя бы древнегреческого бога вина Диониса, свиту которого часто составляли клоуны природы — козлоногие сатиры. Казалось бы, они и так от природы нелепы и смешны, хотя во многом и страшны. Так нет же, на многих древних изображениях они еще и в масках. Что там дьявольский Пеннивайз Стивена Кинга, взглянув на мировую мифологию, почти любую в мире, от древнеегипетской до, например, якутской, мы с содроганием увидим — какие страшные формы принимало в интерпретации древних именно то, что было связано со смехом. Заглавное божество смеха и веселья есть во всех мировых мифах, и почти любое из этих божеств отнюдь не милое создание, а как правило что-то ужасно жуткое и порой непонятное. Такое непонятное что рядом с этим и зловещий Пеннивайз курит в сторонке.

И вот иногда в силу вступают даже не божественные, а глубоко природные законы, противостоящие иногда, кстати, даже божественным, сформированным, как мы понимаем, нациями человечества, возрождающимися и умирающими вновь. Метафизика страха в смехе, как не странно, подтверждено множеством гениев. Ее порождает именно природный фактор, а не божественный, религиозный или даже социальный. Многие могут со мной не согласиться, но для того я и задумал статью о природе смеха в оболочке страшного, чтобы возможно вызвать чью-то ответную реакцию. Мы разберем в данной статье множество аспектов клоунады, от скоморохов и петрушек средневековой Руси, до зловещих клоунов советского и нового российского кино, а также мультипликацию, в основном советскую, не обошедшую образ страшного клоуна стороной.

Средневековые скоморохи в советском кино

Негласно можно считать скомороха первым клоуном в древней и средневековой Руси. Конечно понятие клоун по отношению к тем временам вообще неприменимо. Понятие клоуна зародилось только ближе к девятнадцатому веку или даже позже, в Европе и в Америке, а вот на Руси были скоморохи и не следует путать их с юродивыми. Юродивые — совсем другое, они носители чисто религиозного аспекта, странные, непонятные, зачастую тоже вытворяющие смешные, абсурдные вещи но не ради того, чтобы просто без идеи рассмешить, нет, никогда! Юродивые — глубоко религиозные люди, и их странные поступки подчинены на самом деле воле и логике Бога, их удел пророчества и предупреждения, исполнение воли Всевышнего. Ради этого юродивые святые отрекались от земных благ и богатств и уходили, накинув лохмотья, в вечные странствования.

Совсем иное дело — скоморохи. Вот тут явно божественного начала крайне мало, или же вообще нет. Изначально, еще во время становления Руси, их целью было увеселение князей на пирах, на царских дворах, и критики власти там не было, и не могло быть и в помине. Гораздо позже скоморохи, да и то далеко не все, ушли в оппозицию к существующим властям и были запрещаемы, а многие заключены в тюрьмы и казнены. Но остановить этот вал, уже покатившийся по средневековой Руси, власть уже была не в силах. В советском кино наиболее впечатляющие примеры, где показаны скоморохи, это «Иван Грозный » Сергея Эйзенштейна, как раз-таки там они показаны придворными, приближенными к власти грозного царя, если кто видел, вспомнит эти безумные пляски. А в «Андрее Рублеве» совсем наоборот; такие более бунтари но, кстати, стремящиеся скорее не очернить власть, а пытающиеся, по моему мнению, донести до неё многие истины, но с переменным успехом. Как пример, гениальный эпизод в «Андрее Рублеве» с не менее гениальным актером Роланом Быковым про скомороха, вошедший в бессмертную классику истории кино. Вообще, надо сказать, скоморохи и шуты прошли через почти всё историческое кино России, включая сказки. И все же, несмотря на все червоточины и далеко не божественное происхождение данного явления, роль скоморошества трудно переоценить как в истории России, так и в культуре, а в ней уж особенно. Сколько незабываемых образов, символов, сколько произведений в живописи, в кино, в мультипликации, в литературе мы получили, благодаря этому неоднозначному явлению — скоморошеству. В советском кино, а особенно в мультипликации, образ скомороха сложился по большей части в негативном плане. Как правило, это недалекий а иногда и вовсе озлобленный тип, вымещающий всё свое дурное на окружающих. В этом плане в советском кино образ шута вполне соответствует именно страшному направлению и возможно виной тому грандиозный исторический эпик «Иван Грозный» (1944), где массовые сцены со многочисленными шутами-скоморохами приобретали порой весьма страшный характер.

Кто смотрел фильм, помните эти зловещие тени, скользящие по царским палатам? Эти колыхающиеся шутовские колпаки и безумный хохот царя-тирана, возвышающегося над всем этим историческим адом? Вполне себе преисподняя, спущенная на грешную землю. Так и кажется, что где-то там, среди беснующихся скоморохов, пустилась в дикий пляс чертовская рать. Но, что удивительно, и после смерти Сталина, в период с середины пятидесятых и вплоть до крушения Союза, подача этого образа в кино делалась исключительно в негативном плане. Вполне возможно, что это совершалось даже намеренно. Ведь если судить по советским меркам, скоморох или шут — это скорее ставленник царя, его намеренный слуга, служащий власти, нежели сила, стоящая по иную сторону баррикады. Немного разрушаться данный стереотип начал где-то в девяностые годы, в новом русском историческом кино. Образ придворного шута начал толковаться  в ином свете. Это, например, такие ленты, как «Гроза над Русью» или «Царь Иван Грозный», трактующие образ царя и его окружения совсем не так, как в ранее упомянутом фильм 1944-го года. Осмелился разрушить этот устоявшийся и даже узаконенный стереотип лишь Андрей Тарковский, в гениальном «Андрее Рублеве». На роль бесноватого скомороха был приглашен актер высочайшего класса Ролан Быков, и по его воспоминаниям этот образ, скорее даже эпизодический, но глобально важный для самого актера, поднял образ скомороха на невиданную трагедийную высоту. На последующее представление о шутящем правдолюбце, образ, созданный Быковым, повлиял даже в зарубежном кино. Но в нашем все осталось на том же уровне, к сожалению. К тому же фильм Тарковского пролежал на полке несколько лет и подвергся жесткой цензуре. Как никогда чиновники требовали убрать образ скомороха, который получился чересчур острым для советского кино, но роль удалось отстоять, она осталась в фильме, хотя и была сокращена значительно. И подобным нападкам роль Быкова подверглась из-за трактовки образа, приближенного скорее к мистическому началу, нежели к историческому. Но тут уже сыграла роль харизма актера, не желающего и не умеющего играть по шаблону или вполсилы.

Многочисленные советские исторические фильмы и киносказки, периода пятидесятых-восьмидесятых годов, также продолжили трактовать образ шута-скомороха в немного надуманном ключе. Или внушаемым, показывая этот типаж недалеким, жестоким подчас и направляющим свои помыслы на заговоры или дьявольскую хитрость. Но, однако же, следует сказать, что как таковых жанровых или страшных мотивов в этом было крайне мало, в основном политика. Очень выразительным примером темы скоморошества в советском кино, его вершиной, стал фильм-лубок, как называл его сам автор Александр Митта, «Сказ про то, как царь Петр арапа женил», где тема шутовства-скоморошества поднялась на невиданную высоту, впервые, может быть, после «Андрея Рублева», и не вызывала отторжения. Но вот тут мы подошли к одному важному моменту. Минуя политику, за редким исключением, страшные моменты со страшными клоунами и скоморохами, как нигде, можно найти… где бы вы думали… в советской мультипликации!

Клоунада в советской мультипликации

В советской мультипликации клоун, как правило, яркое выражение тупости и недалекости. Если появлялся клоун в сюжете ещё до Революции, то обязательно показывался кретином, интриганом и носителем зла. Редким исключением стала экранизация чеховской «Каштанки», где клоун представал трагедийной фигурой и вызывал сочувствие. Но если в мультфильмах тридцатых-шестидесятых годов клоун представал в искаженном виде, как социальное явление, то в семидесятых в результате реформации мультипликации его образ приобретал все более гротескные и мистические, подчас вызывающие дрожь, черты. Понятно, что время изменилось, понятно, что искусство мультипликации требовало революции, но все равно остается вопрос; почему именно так? Тем более в детской мультипликации? Понятно и очевидно, что персонаж детского мультфильма не должен сниться ребенку в детских кошмарах, но тем не менее ведь это проходило, утверждалось всеми инстанциями и не вызывало вопросов. И это самая большая загадка.
В моем детстве был волшебник, считай, что клоун, из кукольного мультфильма «Незнайка в солнечном городе». Честно говоря, до сей поры это чудо-юдо с навек застывшей улыбкой снится мне в страшных снах, и Пеннивайз отдыхает, прям бери и пиши о нем отдельный хоррор. Хотя лично я уже вдохновлялся другим мультиком — «Шкатулка с секретом» (1976). Из него носатое кошмарное чудо уже использовано мной отдельным персонажем в мистическом триллере, опубликованном здесь в Клубе «Игра или Ад отражений», и также я хочу написать об этом демоне отдельный рассказ. Повторяться не буду, об этом мультфильме я уже писал на страницах Клуба, и хочу перейти теперь к клоуну-социопату, единственному в советской мультипликации.

Мультфильм «Верните Рекса» (1975) имеет в своей основе не сказочный, а вполне реалистичный сюжет; спасая хозяина из-подо льда, пес мальчика умирает от воспаления легких. Мальчик, пребывая в глубокой депрессии, прямо-таки донимает взрослых просьбами спасти и вернуть собаку, не зная, что той уже нет в живых. И добрый ветеринар, не решаясь сказать ребенку о смерти друга, обнаруживает, что некий цирковой клоун терроризирует молодую собаку. Кусочек, где немолодой доктор пробирается на территорию дома клоуна, прямо-таки образец советского триллера. Но возможно, что это снято как пародия на зарубежные триллеры про клоунов-маньяков. Во всяком случае, образ злобного в домашних условиях работника клоунады вышел настолько сочным и колоритным, что затмил собой всех остальных персонажей начисто. И действительно, встретиться с подобным типом в темном переулке впрямь не захочешь.

Вообще социальные типажи в советских мультиках, направленных на реальность, иногда били не в бровь, а в глаз. Имеется клоун и в кукольном мультфильме «Разлучённые» (1980), правда здесь он на стороне светлых сил, а сам стиль мультфильма, о котором мы писали на страницах Клуба, прямо-таки не по-советскому страшный, и тем более это экранизация социальной повести-сказки Юрия Олеши. Но акценты авторами смещены, время меняется, старые сюжеты требуют трансформации. Авторы сделали стиль мультфильма максимально жутким. Тут и гвардейцы-истуканы без лиц, и три толстяка, слитые вместе в нечто жуткое, бесформенное и крайне отталкивающее. Клоунада здесь играет значительную роль, но несмотря на веселые песни, сюжет все же кажется депрессивным. А сцена, намеренно снятая под стиль художника Босха, где жуткие игрушки атакуют несчастного мальчика, врезается в память надолго и вызывает намеренные ассоциации с клоунадой но, увы, не доброй. Все же остальные мультипликационные клоуны, вплоть до девяностого года, до развала советской мультипликации как таковой, несли на себе печать фриков. Были очень странные, но не злые, например, клоун в мультфильме «Кот и клоун» (1988), или клоун в фильме, совмещающим мультипликацию и реальное кино, «Девочка и клоун» (1989).

Советская цирковая клоунада

Советская цирковая клоунада имела резкое отличие от той, что была ранее. В дореволюционной традиции клоун был обречен быть фриком, веселящим до слез образом своей нелепости зрителя. Так возникли общепринятые цирковые типажи до революционного цирка, маски рыжего клоуна, белого клоуна. Как правило, белый клоун — тихий, нелепый, нескладный, и рыжий колотит его и всячески обижает. Традиция, взятая явно из зарубежной клоунады, и после Революции некое время сохранялась во времена НЭПа, но затем произошла реформация цирка, достаточно резкая реформация. После разгрома НЭПа, во времена Сталина в клоунаду была добавлена мысль. Да-да, звучит парадоксально, но это именно так. Связано это с тем, что во времена воспевания великого кормчего, цирк, конечно, получил статус государственного, узаконенного учреждения и, конечно же стал нести социально-политический подтекст. Волей-неволей даже клоунада стала работать на государство, участь клоунов стала незавидной, один неверный шаг — и будешь смешить кого-нибудь за Полярным кругом. Так продолжалось до самой смерти Сталина. Зажатые тисками железной системы, клоуны, за редким исключением, натужно шутили, боясь перейти грань, за которой их ждал ужас застенков и расстрелов. Но даже в этой удушающей всё и вся ограниченности, росли ростки грядущего юмора, над которым не довлел молот государственной политики. Ситуация начала меняться в лучшую сторону уже после войны. Разоренной и только что прошедшей через мрак стране, смех и юмор были необходимы не менее, чем хлеб.

Ситуация в юморе, в цирковой буффонаде должна была поменяться, это было неизбежно. Вероятно первым и главным реформатором цирковой клоунады стал знаменитый клоун Карандаш. Он собственно работал и до войны, и во время войны, но подлинной вершины своего искусства достиг к пятидесятым годам. Позже его учениками были многие знаменитые клоуны, в том числе Юрий Никулин и Николай Шуйдин. Именно после войны был сделан шаг реформаторами цирка исключительно в добрую клоунаду. Самая знаменитая цирковая пара периода пятидесятых-семидесятых — Юрий Никулин / Николай Шуйдин, создали классический образ клоуна глуповатого, недалекого, но отнюдь не злого! Для примера можем вспомнить других знаменитых клоунов советского периода — Олега Попова, или Евгения Марчевского. Одновременно с цирковой клоунадой активно развивалось искусство пантомимы, где важны были жест, пластичное движение, но уже отсутствовало слово. Клоун — мим по большому счету, не может быть ни злым, ни плохим; пластикой тела он лишь выражает некую абстракцию реальности.

Послесловие

В этом кратком обзоре я предпринял попытку дать оценку образу клоуна, скомороха или шута, не в западной, а в нашей российской традиции.
Можно сделать вывод, что клоунада «по-нашему» все же имела малое отношение к хоррору, что как было, так и осталось традицией западного менталитета. Тем, кто помнит советскую еще клоунаду, отлично поймет, что участь наших клоунов — фриковость, но никак не зло. В наше время ситуация почти не поменялась, лишь несколько подобных образов промелькнули в мистических детективных сериалах. Но так как эти сериалы особо не были никем замечены, то и говорить особо не о чем.

Остается надежда, что более молодые авторы, работающие в жанре хоррор, напишут в недалеком будущем что-то, равноценное, например, «Оно» Стивена Кинга, а может и превзойдут его. История страшного клоуна по-нашему может быть по особенности стиля весьма интересной, учитывая, насколько отличается колорит российской глубинки от американской. На этом я и хочу пока закончить свою исследовательскую статью.