В преддверии Нового года КЛУБ-КРИК публикует эксклюзивное интервью с командой кинокомпании Cinefog, которая сейчас работает над ремейком знаменитого российского фильма ужасов «Прикосновение» 1992 года. Разговор получился долгий, так что мы разбили интервью на две «серии» — как в старые добрые времена делали в кинотеатрах.
Перед самой публикацией интервью из Минска пришла печальная новость – 28 декабря скончался актер Андрей Дударенко, сыгравший знаковую роль антагониста в оригинальном «Прикосновении». Эта публикация посвящается его памяти.
На показе «Прикосновения» (1992) в Москве, апрель 2022. Слева направо: Иван Качалин, Маргарита Куклина, Дмитрий Глазовский, Денис Коллонтай
Участники интервью
ДВ – Дмитрий Витер (КЛУБ-КРИК)
ИК – Иван Качалин
МК – Маргарита Куклина
ДГ – Дмитрий Глазовский
ДК – Денис Коллонтай
«Любовь к жанру ужасов у нас у всех есть»
ДВ: Ребята, привет! Надеюсь, вы меня помните, я снимался в паре ваших фильмов, люблю фильмы ужасов и являюсь одним из организаторов КЛУБ-КРИКа – это интернет-сообщество, которое любит страшное кино.
МК: Пару наших фильмов мы снимали по твоим сценариям – «Исходник» и «Ушастик»!
ДВ: Кстати, их показали на 12-м кинофестивале фильмов ужасов Капля. Давайте, вы тоже представьтесь, что вас объединяет?
ИК: Давайте я начну. Я – Иван Качалин, я кинорежиссер и кинопродюсер. Со мной трое моих коллег, из которых с двумя – с Дмитрием Глазовским и Денисом Коллонтаем мы вместе учились в институте, к 2017 году мы организовали свою кинокомпанию CINEFOG. Она изначально занималась производством фильмов, а теперь мы и прокатом занимаемся – цифровым, кинотеатральным – любым. А с Ритой Куклиной мы познакомились на Московском Кинофестивале, и, кстати, Дима, ты тоже там был и запечатлен это знакомство – ты нас сфотографировал – меня, Риту, Диму и Дениса, перед кинотеатром «Октябрь». А слышал я о Рите еще раньше, благодаря фильму ужасов «Лицо». Там у Риты была главная роль, и фильм мне показался очень интересным. А потом мы встретились на Московском Кинофестивале. Потом мы работали вместе в фильме итальянского режиссера Андреа Марфори «Атака советских зомби», снимали его в Москве, я там был кастинг-директором, и когда зашла речь про главную женскую роль, я вспомнил про Риту и фильм «Лицо». Так начался наш совместный творческий путь.
Маргарита Куклина в фильме «Лицо» (2014)
МК: Да, так как-то все само собой срослось. Ваня, Денис и Дима работают втроем, как три режиссера, меня это всегда восхищало, иногда мы с Ваней вдвоем что-то снимаем, получается здорово, как будто мы мыслим в едином порыве. А когда мы писали приквел «Прикосновения», то от работы с Денисом и с Димой я получила большой кайф от работы, потому что мы были в этом все вчетвером, думали, как один человек, это было очень круто, спасибо ребятам огромное.
ДВ: Иван представил тебя больше, как актрису, ты представила себя как сценариста, а ты еще и режиссер. Как ты обычно представляешься в киносреде?
МК: Вообще я, конечно, кинорежиссер, закончила ВГИК, я уже лет десять в кинопроизводстве.
ДВ: Дмитрий, Денис, представьтесь и вы, пожалуйста.
ДГ: Меня зовут Дмитрий Глазовский, я кинорежиссер, продюсер, также гендиректор компании Cinefog. С Ритой мы познакомились чуть позже, чем Ваня, это было примерно в то же время. Мы сразу нашли общий язык, когда мы начали работать над приквелом «Прикосновения», то мы начали творчески работать вместе, и это было очень классно.
Постер фильма «Трансцендентальное единство апперцепции» (2021)
ДВ: Денис, тебе в фильмах часто достаются брутальные роли. Расскажи, как ты себя позиционируешь – как актер, как режиссер, как продюсер?
ДК: Я себя всегда позиционирую, как творческая единица. Я стараюсь не делить функционал, а когда доходит до титров, то мы все – режиссеры. Если так не получается, то более-менее стандартно Дима у нас – композитор, Ваня как продюсер, я как сценарист. Мне сценарное дело куда ближе, чем актерское. Как режиссеры – мы все равнозначные единицы со своим видением. Я в целом не актер, но те роли, которые мне «выбивал» Ваня, они отталкивались от фактуры. Я никогда не сопротивлялся. Пока не было такого желания что-то сверх сыграть – это надо быть актером. А что касается Риты, я безгранично благодарен Ване за знакомство. Когда мы сошлись на проекте «Атака советских зомби», на «Квесте страха» Рита мне помогала в рабочих моментах. А еще с Ритиной помощью у нас появилась возможность поехать в командировку по монастырям. Так что я очень благодарен Рите, и когда появились возможность поработать над приквелом «Прикосновения», мы очень тонко друг друга чувствовали, это была очень приятная работа, надеюсь она этим не ограничится. У меня есть желание расширить и продлить Ванин и Ритин проект «Трансцендентальное единство апперцепции»
ДВ: Раз уж мы все собрались на платформе любителей фильмов ужасов КЛУБ-КРИК, подразумевается, что нам всем нравится хоррор. Мы все и снимались в хорроре, и любим хоррор, и планируем создать больше хоррор фильмов. При этом Cinefog много проектов снимает в других жанрах – это и драмы, и абсурдистика, и сюрреализм, и арт-хаус. Считаете ли вы себя «хоррор»-кинолюдьми, или это всего лишь один из множества жанров.
ДГ: Разумеется, мы все занимаемся разными жанрами, но на ближайшие несколько лет мы, как производственная кинокомпания, выбрали хоррор.
ДВ: Это решение творческое или финансовое, или от души?
ДК: Все сразу. В первую очередь – от души. Мы мыслим широко, и жанровые границы смазаны: нет проблем из драмы перейти в ужасы, а оттуда – в боевик. Тренды говорят, что сейчас это нормально, когда фильм начинается в одном жанре, а заканчивается в другом. Но любовь к жанру ужасов у нас у всех есть – с детства, все боялись и переживали разные эмоции. Там самые яркие эмоции – в комедии, ужасах и драмах – это три столпа. Ужасы всегда в тренде. Коммерчески – за малый бюджет можно получить неплохой результат. А в творческом плане есть куча приемов, которые можно использовать в хорроре.
МК: Хоррор – это куда больше, чем какой-то монстр, выскакивающий из темноты. Ужасы говорят о наших потаенных страхах, о глубинных страхах, которые заложены в нас генетически, на первобытном уровне: такие, как боязнь темноты, или страх, что кто-то прячется под кроватью. Ужасы – это психоанализ самого себя. Ужасы могут быть очень интересными и могут помочь и зрителю, и создателям фильмов пройти какой-то путь к пониманию себя, разобраться в глубинных страхах и дать возможность жить по-другому – переосмыслить жизнь свою.
VHS-обложка (она же постер) фильма «Прикосновение»
«Этот фильм возвращает нас в нашу генетическую память»
ДВ: Это плавно переводит нас к теме «Прикосновения» — это один из первых российских фильмов ужасов 1992 года, это очень нетипичный фильм, поднимающий большой пласт проблем. Расскажите о вашем первом «прикосновении» к этому фильму, и о чем, по-вашему, этот фильм.
ИК: Я начну, про то, как ужасы вошли в мою жизнь. Мой папа был дистрибьютором нескольких кинокомпаний на видеокассетах, ему мистика очень нравится – не кровавые фильмы, я подчеркиваю. Поэтому меня с детства такие мистические фильмы окружали. У нас дома был склад кассет под телевизором. А мама, наоборот, это не поощряла. Помню, как смотрел вечером телевизор и увидел заставку Paramount – и голос переводчика говорит: «Кладбище домашних животных». И мама сразу выключила. А то, что запрещали – интерес разжигало. Уже в младших классах школы я знал – я буду снимать кино, я буду режиссером. Потом появились DVD-диски, мне попался фильм «Искусственный разум» Спилберга, в дополнительных материалах там рассказывали, как кино снимали, и для меня это была точка отсчета интереса – я хочу делать так же. Меня когда спрашивали, какое кино ты будешь снимать, я говорил – буду ужасы снимать, такие страшные, что вы их даже смотреть не будете! Прикол в том, что в будущем так и получилось. А уже когда я учился в институте на режиссерском факультете, я на какое-то время охладел к ужасам, а потом опять все пошло, потому что продюсерское видение во мне есть, и сейчас ужасы переживают такую революцию, что кинотеатры стали охотнее брать ужасы в прокат. А касаемо «Прикосновения» — это тоже из детства. Помню, как папа рассказывал мне про этот фильм: «Там такой страшный портрет есть!» Папа купил видеокассету, на обложке был жуткий череп, я ее куда-то спрятал поэтому. А решение снимать приквел пришло только в прошлом году. Сначала мы хотели делать картину про томский полтергейст – это первый случай в истории, когда полтергейст был задокументирован. Это очень жуткая история, но как-то у нас с этим не клеилось.
Кадр из фильма «Прикосновение» (1992)
МК: А у меня один из самых любимых хорроров – это «Заклятие». Там не просто ужасы ради ужасов, а весь спектр отношений. Там есть герои – семейная пара – смотришь за их отношениями, а не только смотришь «ужасы». Вот и по «Прикосновению» хочется создать киновселенную, про форзи, потому что в самом фильме эта тема осталась неразработанной. Мы придумали легенду, которая уходит корнями в средневековье. Мне один человек сказал, что ужасы страшно смотреть тогда, когда ты понимаешь, что это может произойти с тобой. Очень многие ужастики – отрешенные, ты смотришь и понимаешь, что ты бы так никогда не поступил, что такого никогда бы не было. А «Прикосновение» страшное как раз потому, что оно обыденное – там нет спецэффектов, нет монстров, выпрыгивающих из-под кровати, оно просто есть в нашей жизни, и ты понимаешь, что «прикоснуться» могут к любому из нас, в любой момент. Вот это страшно.
ДВ: Может быть нас читает кто-то, кто не видел «Прикосновения». Можете без спойлеров рассказать, что за форзи такие, и почему об этом фильме продолжают говорить спустя 30 лет после его выхода?
ИК: Я думаю, что это фильм до сих пор обсуждают, потому что он слишком русский. Возьмите, например, сцену на кладбище. Мало в каких странах на памятниках есть эти фотографии овальные. Веришь в то, что это могло произойти с тобой. Меня не пугают современные российские фильмы ужасов. Там действия происходят в каких-то лофтах, в каких-то квартирах, в которых те люди, которые ходят в кино, не живут. Это вызывает чувство фальши. А «Прикосновение» вспомните – всё происходит в каких-то хрущевках, в таких квартирах, как та, в которой я сейчас жить продолжаю. Это такая русская ментальность. Сыграно восхитительно, шикарно. Посмотрите какие в этом фильме кладбища. До просмотра «Прикосновения» меня кладбища не пугали. В моем районе дорога в магазин канцтоваров ведет через маленькое кладбище. Раньше я спокойно там ходил, даже когда было темно. А сейчас я стараюсь его обходить. Вот так фильм напугал.
Кадр из фильма «Прикосновение» (1992)
МК: Этот фильм возвращает нас в нашу генетическую память. В нашей стране есть поверья, что кладбища – это потусторонний мир. Когда ты входишь на кладбище, надо сказать духам, что ты приходишь с миром. Глаза на портретах – это проводники в тот мир. Есть поверье, что нельзя смотреть долго на фотографии на памятниках. Лучше не смотреть им в глаза, потому что к тебе может что-то пристать. Там очень много неупокоенных душ там. Любой хороший фильм ужасов, как «Прикосновение», учит нас, откатывает нас к тем установкам, которые в нас вкладывали изначально наши предки. Они уважали тот мир, они понимали, что с ними надо аккуратно обращаться. Мифология «Прикосновения» строится вокруг форзи, но эта тема в фильме не до конца раскрыта. Там говорится, что форзи – это сообщество мертвых сподвижников, которые ушли по своей воле в тот мир, и пытаются из нашего мира перетянуть туда души своих родственников, и выглядит это как самоубийство. Они их не убивают, а доводят до самоубийства.
ДК: Современный зритель видит в «Прикосновении» непривычный ему антураж – переходный период от Советского Союза на новую Россию, это ново и интересно, даже если это старо. Там другие машины, другая одежда, музыка. По форме это очень любопытный сеттинг. Такого сеттинга не было и не будет. Воссоздать это невозможно.
Кадр из фильма «Прикосновение» (1992)
ДВ: Создатели фильма ведь не планировали этого, съемки начались в 1990-м году.
ДК: Тем ценнее итог, когда незапланированно получается вот такое создание. Это по форме. Что касается содержания, то ужас тут создается от взаимодействия с неизведанным. Кто такие форзи, их предыстория, что они хотят – некий фатум, который тебя преследует. Вряд ли создателю «Пункта назначения» смотрели этот фильм, но речь идет о той же неотвратимости. И еще там есть момент «договорных отношений» с потусторонним миром – это уже литературная традиция – тот же «Фауст», и «Маленькие трагедии» — все это из литературы пришло. И вот этот синтез взаимодействия с неизведанным, и договорные отношения с чем-то темным и мрачным, что не сулит ничего хорошего, да это вызывает личное отношения, примеряешь на себя, и плюс сеттинг. И фильм сам по себе интересен, и покопаться в этой вселенной было бы интересно современному зрителю. Тема еще не исчерпана до конца.
«У меня есть доказательство, что эти сцены снимали»
ДВ: Я очень благодарен Ивану за то, что он дал мне возможность познакомиться с оригинальным сценарием Андрея Горюнова. Я обратил внимание, что есть много отличий между сценарием и фильмом. Как вам кажется, это в плюс фильму или в минус? Дает ли это вам пищу для работы над сиквелом?
ИК: Во-первых, в сценарии героиня Ольга убивает своего сына – режет ему горло. А в фильме душит подушкой. В сценарии – брутальнее. Если будем делать ремейк, то нужно делать так. Это жестко. А сейчас будет огромный спойлер для тех, кто картину не смотрел – лучше пропустите этот фрагмент. В фильме смерть Марины и ее дочери – как будто из «Пункта назначения» — герой взял ведро, оно было с дыркой, бензин пролился, дорожка загорелась – и взрыв! А в сценарии на них просто упала стена. На мой взгляд сцена с бензином выглядит поинтереснее.
Обложка журнала «Сеанс» (1992)
ДВ: А еще в фильме постоянно возникают будто случайно в толпе лица убитых людей – в сценарии этого не было.
ИК: А еще мне сегодня один из администраторов группы From Outer Space скинул очень интересную заметку. Она называется «Восемь с половиной покойников». Это заметка из журнала «Сеанс» 1992 года, где речь идет о том, что режиссер Мкртчян заканчивает новую картину «Прикосновение». И там написано, что было снято две версии концовки. В одной из версий собака выживает.
ИК: В этой статье было написано сколько человек погибнет. Статья называлась «8 с половиной покойников», очевидно за половинку посчитали собаку. Я сегодня сидел, пересматривал и считал, кто погиб. Там действительно умерло 8 человек. В фильме (спойлер!) следователь себя убивает, и всё. А в сценарии сам следователь уже начал являться, т.е. он стал форзи.
ДВ: Мне также показалось интересным, что в сценарии описаны многие реалии начала 90-х: про эпидемию СПИДа, про развал государства. Идея в том, что форзи завоевывают этот мир. В фильме всего этого нет, там все достаточно упрощено.
Заметка из журнала «Сеанс» (1992) о фильме «Прикосновение»
ИК: Да, я думаю в какой-то момент авторы поняли, что надо снимать фильм ужасов, а не фильм с двойным и тройным дном. Плюс еще в сценарии есть сцена, где Крутицкий берет большую взятку, в чемодане, и ему говорят, что мужик испортился. Еще в сценарии было частое появление призрака Мальцева, с обожженными руками…
ДВ: И судя по рассказам актера Андрея Дударенко, игравшего Мальцева, эти сцены снимали!
ИК: У меня есть доказательство, что эти сцены снимали! Есть фото, где спит девочка-героиня, а над ней обожженная рука в волдырях. В кино это не вошло. И это было лучше. Кое-что осталось за кадром и стало даже жутче.
ДВ: Тем более, что спецэффекты того времени смотрятся сейчас очень по-детски – если бы их сняли, выглядели бы они будто старые «Охотники за привидениями» в лучшем случае, но это не пугало бы.
ДГ: Это показатель очень хорошей режиссуры, когда многое остается «где-то там» в сценарии, за кадром, когда до зрителя доходит мысль режиссера, доведенная до идеала.
МК: Потому что это страшнее, когда зритель не видит.
Loading ...
Интервью — что надо!