***
Строгой, пожилой и одинокой учительнице начальной школы вдруг начинает казаться, что учеников её класса стали подменять злобные чудовища, преследующие свои загадочные цели…
***
Музыка и шум. Они первыми встречают зрителя, и они же участвуют в действии на правах полноправных актёров. Громкая, плотная, величавая и возвышающая мелодия властно ведёт за собой в сюжетном танце – но её перебивают, сквозь неё постоянно прорываются многочисленные раздражающие звуки. Электрический гул настенных часов. Морзянка мелких резких клевков и слишком долгих скоблений мелом по гладкой поверхности школьной доски. Толкающиеся в уши, как при надетом стетоскопе, бухающие и одновременно шаркающие шаги. Оскорбительные смешки. Неумолчный птичий гомон. Чей-то невнятный шёпот. Шелест страниц. Какие-то шорохи… Какое множество звуков, оказывается, издевается над здравым смыслом на самой границе восприятия! Шумы то нарастают, то почти пропадают. Дышат, оживают, прорываются сквозь гармонию музыки, нарушают её – и перегружают, утомляют сознание, сливаются в неясный разнородный гул. Да, именно в гул, или «The Hum», он же «Стон Земли» – тот самый низкочастотный пульсирующий шум, который способно слышать лишь около двух процентов людей, причём чаще всего старше пятидесяти пяти лет.
Старая бездетная женщина, закованная в латы старомодного приталенного костюма, вооружённая смертоносным копьём указки, с туго скрученными на затылке рыжими волосами и сурово сжатыми губами полководца. Она – лицо этой картины. Её снимают со стороны, но именно она создаёт всю окружающую атмосферу. Здесь именно она становится призмой нашего восприятия. Это её шум в ушах мы слышим. Это её головную боль мы видим. Это её страхи оживают перед нашими глазами. Это её лицо сминается в уродливой гримасе животного ужаса, пугая нас больше всей мистики и жути фильма… Дети – который уже по счёту класс я веду? Они смеются надо мной. Они меня даже не боятся… Дорогая, на кого ты стала похожа! Среди мальчиков всегда были упрямцы и буяны, но девочки-то, девочки! Какой цинизм! Куда катится мир?.. Меня – на улицу? На пенсию? В могилу? Как Ваше здоровье, Любовь Аркадьевна? Не дождётесь!
Давящая, отупляющая усталость. Боль. Слишком много боли по всему телу. Она, подобно шуму, концентрируется в голове, плещет в черепе, давит на глаза изнутри, покрывает их липкой едкой слизью, вгрызается в затылок, стучит в висках, сбивает с ритма сердце и незаметно для тебя запирает дыхание. Приходится прилагать усилие для того, чтобы снова начать дышать… Завтра случится что-то страшное – завтра случится – случится – завтра – страшное… Боль, как шум, без умолку жужжит в голове, заглушает и путает мысли. Плывёт на волнах боли и неясного гула сознание, сужается угол зрения, темнеет и размывается реальность, плывут и растекаются детские лица… Она знает – я знаю – они знают, что я знаю… Боль и страх варятся в голове, доведённой до кипения неумолчным гулом, как яйца в кастрюле.
Театр практически одного актёра. В кадре нет того, чего не видит скрученный в тугую пружину и утративший смысл жизни преподаватель. Расфокусированный взгляд, периферическое зрение, тоннельное мышление. Есть она, её класс и её страхи. Другие люди должны быть в школе повсюду – но их нет, потому что она их не замечает. Полутьма, отсутствие людей вокруг и давняя потеря одного действительно нужного человека. Мужа? Классная комната, коридор, туалет, кабинка в нём и квартира, кухня и опустевшая спальня с двумя кроватями и фотографией на тумбочке. Толстые кривые стёкла очков, забрала арочных окон, мутные зеркала в недостаточно освещённых комнатах и искажённые тени на стенах. Мир одиночества, пульсирующей боли, невыносимого непрекращающегося шума, постоянной усталости и страха. Недоброе зазеркалье, в котором привычное и ясное стало незнакомым и пугающим. Мир, в котором вместо вселенской гармонии музыки сфер избранник слышит непрекращающийся скрежет великого множества маленьких когтистых лапок по хрусталю сферы мира снаружи. Не лопнула бы тонкая скорлупа…
***
Короткий метр для экранизации небольшого рассказа стал почти идеальным решением. Менее четырёх тысяч слов в тексте Стивена Кинга, чуть более тридцати минут в формате аудиокниги – и полчаса видео здесь. Несмотря на заметную «русификацию» художественной действительности, история значительно не изменилась и даже не потеряла всей прелести переводной литературы, заключающейся в отстранённости от житейского опыта читателей, который способен иногда самопроизвольно вмешиваться и вносить неожиданные коррективы, мешая цельному восприятию картины. Мало кто из нас, зрителей, учился в старинном особняке частной школы с персональными партами!
В отличие от первоисточника, экранизация получилась завязанной и зацикленной на психике главного героя, стала восприниматься более личной и менее объективной, но одновременно значительно увеличила этим силу своего воздействия. Татьяна Кузнецова, опытная актриса театра и кино, прекрасно справилась с поставленной задачей. Участвуй дети и остальные персонажи в действии хоть немного активнее, стань они более чем расставляемыми фигурами декорации – весь эффект мог бы исчезнуть из-за разницы в актёрском мастерстве и появления дополнительных субъектов повествования.
Цитата-эпиграф из высказывания Стивена Кинга о том, что монстры реальны, находятся внутри нас и иногда берут верх, усиливает впечатление «монотеатральности» происходящего, но подталкивает понимание смысла произведения к однозначно психиатрической интерпретации. Возможно, это сознательный ход Александра Домогарова-младшего. Сохранение оригинальной концовки голосует за это предположение, частично выправляя получившийся перекос неожиданно возникшим сомнением в правильности использования только рационального подхода. Краткое напоминание о стихе четырнадцатом девятнадцатой главы Евангелия от Матфея сразу после эпиграфа дополнительно добавляет вариативности, поскольку толкование его самого далеко не однозначно, особенно в контексте полного высказывания Иисуса о семье той же главы. Ну что же, не всё в мире этом поддаётся измерению, исчислению и обоснованию!
Приложение
Стих 14 девятнадцатой главы Евангелия от Матфея в контексте полного высказывания Иисуса о семье:
«И приступили к Нему фарисеи и, искушая Его, говорили Ему: по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женою своею? Он сказал им в ответ: не читали ли вы, что Сотворивший в начале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает. Они говорят Ему: как же Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с нею? Он говорит им: Моисей по жестокосердию вашему позволил вам разводиться с жёнами вашими, а сначала не было так; но Я говорю вам: кто разведётся с женою своею не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует; и женившийся на разведённой прелюбодействует. Говорят Ему ученики Его: если такова обязанность человека к жене, то лучше не жениться. Он же сказал им: не все вмещают слово сие, но кому дано, ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного. Кто может вместить, да вместит. Тогда приведены были к Нему дети, чтобы Он возложил на них руки и помолился; ученики же возбраняли им. Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное. И, возложив на них руки, пошёл оттуда». // Библия, Евангелие от Матфея, 19: 3-15.
Loading ...
Добавить комментарий