«Дьявол сидит в каждой коробке с плёнкой» — неоднократно утверждал в своих многочисленных проповедях небезызвестный христианский проповедник Билли Грэм. «Дьявола никогда не показывали на экране таким грозным и могущественным, как в современных фильмах. Нынешние тенденции – явление особого рода, отражающее растущий интерес к оккультизму и вывернутой наизнанку религии – сатанизму. …Нравственно здоровым человеком многие сцены воспринимаются с отвращением и стыдом» — вторила ему советская кинокритика.
В западном обществе резко возрос интерес к католичеству и, в частности, к экзорцизму. Профессиональные учёные–психиатры, психоаналитики, невропатологи забили тревогу в связи с «резко возросшим количеством навязчивых неврозов на почве оккультизма и сатанизма». Реакция Ватикана также была неоднозначной.
Виной всему послужил роман «Изгоняющий дьявола» (или «Экзорцист») американского писателя Уильяма Питера Блэтти, ставший основой для одноимённой культовой ленты режиссёра Уильяма Фридкина, и по прежнему вызывающий весьма полярные мнения как у простых читателей и зрителей, так и у профессионалов. О двух основных моментах романа и фильма – в этой статье.
- Искупление экзорцизмом: религиозный дискурс «Экзорциста»
1. 1. Взгляды на религиозный дискурс в «Экзорцисте». Блэтти и критика
Даже для людей, совершенно далёких от религии, бросится в глаза наличие слишком большого количества конфессиональных моментов и откровенно религиозных стигм, как в романе, так и в фильме. Сам сюжет – изгнание дьявола из невинной двенадцатилетней девочки, подразумевает хотя бы временное допущение веры в сверхъественное. Но если допустить момент неверия, то многие моменты приобретут чрезмерную нарочитость. Наличие церкви Святой Троицы практически рядом с домом Макнейлов, взаимодействие Крис и Бёрка Дэннингса с членами ордена иезуитов, интерес секретаря актрисы Шарон Спенсер к «нью–эйдж» и её разговор с Риган о Боге. По мере развития сюжета в «Экзорцисте» всё чаще возникает момент католического Святого Причастия, а именно, месса отца Карраса на контрасте с гипотетической «чёрной» мессой. Наконец, кульминацией, безусловно является сам обряд экзорцизма, проведённый по канонам римско-католической церкви.
Многие радикально настроенные католики восприняли и воспринимают рассказанную историю однозначно. Так, в некрологе на смерть Блэтти редактор National Catholic Register Джоан Десмонд отметила: «Пусть Уильям Питер Блэтти упокоится с миром, мы благодарны ему за уникальный успех в просвещении верующих и широкой общественности о жестокой реальности — наличии Сатаны в нашем мире. Церковь предупреждает верующих о тёмной силе Сатаны вот уже на протяжении более двух тысячелетий. В своём сценарии мать–атеистка обращается за помощью к католической церкви, поскольку у медицинских светил нет объяснений странному поведению её дочери…. Нам нужны молитва, стойкость, смирение и огромные личные жертвы, а не заключения медицины». Также Десмонд назвала главного протагониста романа – Дэмьена Карраса – «примером заполнения пустоты в душе для современных секуляристов. Когда отец Каррас объясняет нюансы случая [экзорцизма] отцу Мэррину, тот вежливо уклоняется от них (очевидный намёк на атеистические сомнения священника – прим. авт.)».
Иная реакция у атеистических авторов. Так, Кэтрин Шультхейс в статье «Экзорцизм как случай потери рационального» пишет: «Современная католическая пресса была весьма щедра на похвалы Блэтти, элегантно изобразив его неким провидцем, предупреждавшим современников, одержимых материализмом, о возмездии за грех и дьявольских искушениях. Согласно этой логике он был новым Павлом, боровшимся против Церкви, не желающей раскрывать свою самую неоднозначную доктрину этому недоверчивому миру. «Экзорцист» заставил этих гордых смертных отказаться от пути греха…. На самом деле Блэтти заработал на своём триллере кучу денег и породил множество симулякров: люди, будучи психически больными или жадными до внимания, разлагольствуют, стонут и зовут «римских воротничков». Священнослужители надевают свои белые облачения и размахивают своими распятиями, чтобы изгнать злых духов. Роман Блэтти придал респектабельный вид гротескной практике, которую веками использовалась с целью вызвать ненависть к душевнобольным. Под узаконивающей силой «Экзорциста» стеснительность, которая всегда окружала экзорцизм, отошла на второй план, и обычно скептически настроенные люди снова начали верить в Дьявола».
Справедливы ли оценки двух полярно настроенных сторон?
Для начала стоит коснуться личности самого писателя, который, безусловно, был верующим человеком и не скрывал своих католических взглядов. История, рассказанная в романе, была, по его словам, «аргументом в пользу Бога … апостольской работы, чтобы помочь людям в их вере. Потому что я полностью верил в подлинность и обоснованность этого конкретного события».
«Я смоделировал отца Карраса по своим собственным ощущениям» — утверждал он, — «Смерть моей матери сформировала в моей жизни период, когда моя вера была, скорее, надеждой, чем собственно верой. Поиски доказательства [экзорцизма] укрепили веру в то, что однажды я встречусь с ней на небесах».
Сюжет, полный натуралистических подробностей, саспенса и многочисленных намёков на иррациональное «заставляет нас чувствовать себя мерзкими, скотскими, гнилыми и испорченными, чтобы, даже если бы и существовал Бог, он не испытывал к нам любви. Девочка – это мы сами, каждый из нас постоянно находится в этом доме».
Об экзорцизме же автор знал гораздо меньше любого практикующего священника: «Я слышал всего о трёх случаях, и впервые узнал подробности в Джорджтауне, во время изучения Нового Завета. Как и многие католики, я имел множество мельчайших битв за свою веру, но был совершенно один. И когда я услышал об этом случае [Роланда Доу] и прочитал подробности, то это показалось убедительным. Я подумал: Боже мой, если хоть кто-то однажды расследует и подтвердит этот случай, каким же это будет для многих огромным толчком к вере! Думал, что когда-нибудь это произойдёт. И [в итоге] захотел сделать это сам. Для многих верующих людей наша вера в жизнь после смерти часто является очень сильной надеждой — больше, чем полное знание фактов — и эта книга даёт им некоторые ощутимые доказательства. Моя задача состояла в том, чтобы доказать читателям, что они могут доверять моему слову, что эти вещи действительно произошли».
Однако со временем Блэтти стал более радикально настроен. В интервью уже упомянутому National Catholic Register писатель утверждал: «У меня есть ряд объяснений относительно увеличения владений [Сатаны] в западном мире. Для начала необходимо начать изучать то, как инопланетный разум или демон контролирует организм человека. Откровение предоставило нам всю информацию, которая необходима для размышления о будущем, в котором Иисус Христос в конечном итоге одержит победу над Дьяволом». Неудивительно, что второй роман дилогии – «Легион» — наполнен откровенным философским винегретом о личностном понимании Бога, утверждением о реальном наличии загробного мира (в частности, синопсис парапсихологических исследований «белого шума»), откровенно оккультных(!) моментах (наличие астрального тела у доктора Амфортаса) и прочим выдаваемым за чистую монету квазирелигиозным бредом.
Можно уже сделать промежуточный вывод о наличии чёткого религиозного дискурса в «Экзорцисте», но реально ли наличие осязаемой религиозной пропаганды, о которой до сих пор вещают атеистические авторы? Попробуем проанализировать.
1.2. Мотивы учения римско – католической церкви в «Экзорцисте».
Первое, на что обратит внимание читатель, особенности поведения Риган Макнейл ДО сверхъестественных событий и ВО ВРЕМЯ них. Основной характеристикой девочки является её робость и застенчивость, даже особая скромность. Её мать, Крис, откровенно балует ребёнка, компенсируя недавний развод с отцом. Риган не ходит в школу, получая домашнее образование, занимается художественным творчеством под руководством наставника. С первых страниц мы воспринимаем двенадцатилетнего подростка скорее, как маленькую невинную девчушку, дитя, чем будущую женщину. Причём сохраняется это достаточно продолжительный период. Одним из таких штрихов является любимая игрушка Риган – плюшевый медведь.
Для сравнения — Начало романа:
Её симпатичная одиннадцатилетняя дочка спала, прижавшись к большому плюшевому круглоглазому медведю.
Крис подошла к кровати, нагнулась и шепнула:
– Ригс, ты не спишь?
Дыхание ровное. И глубокое.
Крис оглядела комнату. Бледные лучи света из зала легли на картины, нарисованные Риган, на её игрушки.
Конец романа:
…Крис заглянула в спальню Риган и увидела, что девочка сидит, обняв двух плюшевых зверей, и недовольно смотрит на упакованный чемодан на кровати.
– Ну как, ты уже уложила вещи, крошка? – спросила Крис. Риган, такая худенькая и слабая, с черными кругами под глазами, посмотрела на неё:
– Не хватает места вот для них!
– Ну, ты же все равно не сможешь взять сейчас всех, дорогая. Оставь их, а Уилли всё привезёт. Пойдём, кроха, а то опоздаем на самолёт.
Детство и невинность Риган буквально педалируются и активно постулируются автором, на страницах «Экзорциста» мы регулярно встречаем упоминания о «хвостиках» девочки, её худобе, любви к сладостям. Речь Риган характерна, скорее, для девятилетней, чем двенадцатилетней девочки, хотя Крис утверждает в разговоре с отцом Каррасом о «среднем» развитии дочери.
— Цветы, такие, знаешь… как маргаритки, только розовые. А потом, ну да, потом была лошадь! – Риган широко раскрыла глаза и начала с восхищением рассказывать. – У этого дяди была лошадь, ну, у того, который живет там, у реки. Ма, мы гуляли, и вдруг эта лошадь, такая красивая! Ма, ты бы её видела! И этот дядя сам разрешил мне посидеть на ней. Правда-правда! Ну, конечно, только на минуточку!
Окончательным толчком священника к жертвенному принятию в себя Пазузу является просмотр детского альбома с поздравлениями Риган матери.
Намёки на невинность есть и в фильме. Помимо сентиментальной концовки, «вечное детство» Риган подчёркивается откровенно садистским смакованием подробностей невропатологических процедур, когда девочка постоянно стонет от боли (неслучайно сыгравший отца Дайера реальный католический прелат Уильям О’Мэйли назвал фильм «порнографическим триллером»).
Объяснить подобное возможно не только католическими взглядами автора, но и характерным библейским взглядом на детей. «Вот наследие от Господа: дети; награда от Него — плод чрева» (Пс.126:3). Сама мысль о причинении любого, как физического, так и психологического вреда, греховна сама по себе, поскольку ребёнок в силу изначальной своей невинности наиболее близок к Богу: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдёте в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Моё, тот Меня принимает. А если кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской. Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что Ангелы их на небесах всегда видят лицо Отца Моего Небесного (Матф. 18: 3 – 10)».
Однако тихая и мирная жизнь в семье Макнейл резко заканчивается. Помимо чисто сверхъестественного фактора, дьявола, Блэтти даёт явные намёки на причины появления ужаса в доме актрисы. И самым главным фактором априори (по автору) является развод.
Именно чувством вины, вызванным разводом родителей, объясняют болезнь девочки медицинские профессионалы: невропатолог Сэмуэль Кляйн, психиатр и даже священник Каррас. Именно в разводе упрекает Крис сам Пазузу:
— Посмотри на эту блевотину! – взревел бес. – Ты довольна? Это всё из-за тебя! Да! Это всё из-за того, что карьера тебе важнее всего на свете, важнее мужа, важнее дочери, важнее…
Каррас оглянулся. Крис не шевелилась.
– Давайте же! – приказал он. – Не слушайте! Давайте!
– …твой развод! Иди к священникам! Но они тебе не помогут! – У Крис затряслись руки. – Она сошла с ума! Она сошла с ума! Поросенок спятил! Это ты довела её до сумасшествия и до убийства, и…
Отец девочки – Говард Макнейл присутствует в романе заочно, а в фильме его имя не упоминается вообще. Первые приступы у девочки начинаются после непринятого звонка о дне рождения Риган (что педалирует уже сам Фридкин), а о самом муже актриса упоминает как о звере:
— Где её отец? – спросил священник.
– В Европе, – чуть слышно прошептала Крис.
– Вы сообщили ему, что случилось?
Крис столько раз порывалась рассказать ему обо всём. Может быть, это несчастье снова их сблизило бы. Но Говард и священники… Это невозможно. Ради Риган Крис решила ничего ему не говорить.
– Нет, – тихо ответила она.
– Мне кажется, будет лучше, если он приедет сюда.
– Послушайте, нет ничего лучше, чем то, что далеко от нас! – неожиданно взорвалась Крис. – И нет никого лучше, чем тот, кто убирается от нас ко всем чертям!
– Я думаю, стоит послать за ним.
– Зачем?
– Это может…
– Я просила вас выгнать дьявола, а не тащить сюда ещё одного! – истерично закричала Крис. Лицо её исказилось от страданий. – Что же вдруг случилось со всеми священниками?
Сам же развод объясняется комплексом супруга как «мужа кинозвезды», статус отца и главы семьи, возможно, даже не имел места быть. Узнав о болезни дочери, Говард равнодушно поясняет, что не слышал звонка, так как катался на яхте. Семья как самый важный элемент общественной и, в частности, христианской жизни разрушена и именно поэтому дьявол вторгается в жилище, где нет Бога и того, кто может защитить невинных.
Катехизис римско-католической Церкви (далее – Катехизис) трактует развод однозначно:
Иисус Христос настаивает на изначальном замысле Создателя, Который хочет нерасторжимого брака. Он отменяет попущения, проскользнувшие в Ветхий Завет.
Между крещёнными «одобренный и завершённый брак не может быть расторгнут никакой человеческой властью и ни по какой причине, кроме смерти. Разделение супругов в некоторых случаях, предусмотренных каноническим правом, обосновано, при том, что сохраняется в силе брачный союз.
Развод является серьёзным нарушением естественного закона. Он есть самоуверенная попытка расторгнуть договор, свободно заключённый супругами, обязавшимися жить вместе до самой смерти. Развод есть оскорбление Завета Спасения, знамением которого является таинство брака. Заключение нового союза — даже если оно признано гражданским правом — усугубляет греховность разрыва: супруг, заключивший новый брак, оказывается в ситуации публичного и постоянного прелюбодеяния.
В 1439 году Флорентийский собор определил брак как таинство, укрепив развитие доктрины предыдущих двенадцати веков, и назвал брак «неразрешимым», «поскольку он означает неделимый союз Христа и церкви». Этот отрывок гласит: «Несмотря на то, что разделение кроватей является законным в связи с блудом, незаконно заключать ещё один брак, поскольку обязательство законно заключённого брака является бессрочным».
Католическая церковь запрещает развод и допускает его аннулирование (установление, что брак был таким, каким он никогда не был отмечен и поэтому никогда не был действительным) при узком стечении обстоятельств. Любая последующая регистрация нового гражданского союза (при отсутствии аннулирования церковью) нелегальна. Нахождение в нелегальном союзе не отлучает католика от церкви, но препятствует получению причастия.
Если муж, после отделения от своей жены, сближается с другой женщиной, он сам становится прелюбодеем, потому что заставляет эту женщину совершить прелюбодеяние; и женщина, с ним живущая — прелюбодейка, потому что она привлекла к себе чужого мужа.
Аморальный характер развода состоит ещё и в том, что вносит беспорядок в семейную ячейку и в общество.
Этот беспорядок приносит много вреда: для супруга, оказавшегося покинутым; для детей, которые травмированы разрывом между родителями и которых каждый из родителей пытается перетянуть на свою сторону; и, наконец, заразительностью, делающей его настоящей социальной язвой.
Общение Крис Макнейл с режиссёром Бёрком Дэннингсом с явной симпатией друг к другу, таким образом, является аморальным. Более того, Блэтти явно считает их отношения проявлением свободного союза, что также является греховным, благодаря чему мужчина и гибнет от рук Риган.
Многие сегодня требуют чего-то вроде «права на пробу» для тех, кто собирается вступить в брак. Какова бы ни была твёрдость намерений тех, кто вступает в преждевременные сексуальные отношения, эти отношения «не позволяют обеспечить межличностную связь между мужчиной и женщиной в обоюдной искренности и верности и, в частности, оградить её от фантазий и капризов»
Плотский союз нравственно законен только в том случае, когда возникла окончательная общность жизни между мужчиной и женщиной. Человеческая любовь не допускает «проб».
Другим явным проявлением греха является оккультизм. Библейская цитата «ворожеи не оставляй в живых» (Исход 22:18) явственно согласуется и со словами из Нового Завета: «Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники {в обоих случаях – гомосексуалисты – прим. авт.}, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — Царства Божия не наследуют. (1Кор 6: 9 – 10).
Невинная игра со спиритической доской Уиджи вызывает опасения даже у местной прорицательницы Мэри Джо Пэррин (хотя её общение с иезуитами намекает на скорее научный интерес к оккультизму), что заставляет женщину обратиться к Крис с предупреждением:
— Играть в эти игры я считаю крайне опасным. Это относится и к планшетке. … Рассказывают, что во время спиритических сеансов с планшеткой удавалось иногда приоткрывать завесу тайны. Конечно, не ту, что отделяет нас от мира духов, в это вы не поверите. Нет, именно ту завесу, что вы называете подсознанием. Однако, моя дорогая, во всём мире немало сумасшедших домов, где держат людей, шутивших с этим.
– Вы это серьёзно?
Мэри Джо замолчала. Затем из темноты донесся её монотонный голос:
– Крис, в Баварии жила одна семья. Это случилось в 1921 году. Я не помню фамилии. Их было одиннадцать человек. Вы можете проверить это по старым газетам. После одного спиритического сеанса они все сошли с ума. Все сразу.
Резко относится к оккультизму и неоднократно процитированный нами Катехизис:
Бог может открыть будущее Своим пророкам или другим святым. Тем не менее, праведное христианское поведение состоит в том, чтобы с доверием предать себя в руки Провидения в том, что касается будущего и отказаться от всякого нездорового любопытства по этому поводу. Неосторожность может оказаться недостатком ответственности.
Любые формы гадания должны быть отброшены: попытки прибегать к сатане или к демонам, вызывать умерших, а также иные методы, якобы «открывающие» будущее. Обращение к гороскопам, астрология, хиромантия, толкование предзнаменований и судеб, феномены ясновидения, обращение к медиумам — скрывают за собой желание получить власть над временем, над историей и, в конечном счёте, над человеком, и одновременно стремление расположить к себе некие оккультные силы. Все эти явления находятся в противоречии с поклонением и почтением, соединёнными со страхом, исполненными любви, которые подобают одному только Богу.
Какое бы то ни было применение магии или колдовства, с помощью которых пытаются приручить оккультные силы, чтобы пользоваться ими и обладать сверхъестественной властью над ближним — хотя бы и для того, чтобы дать ему здоровье, — серьёзно противоречит религиозной добродетели. Такого рода практика тем более предосудительна в том случае, если к ней прибегают с намерением повредить кому-то или если речь идёт о вмешательстве бесов. Также заслуживает порицания привычка носить амулеты. Спиритизм часто ведет к гаданию или магии. Поэтому Церковь предупреждает верных о том, что надо избегать его. Обращение к так называемой народной медицине не узаконивает ни призывания злых духов, ни эксплуатацию чьей-то доверчивости.
Именно заигрывание девочки с доской Уиджи приводит её к последующей психической неадекватности, что объясняется Блэтти как проявление дьявольской сущности. Неслучайно Пазузу называет себя, в том числе, и капитаном Гауди – персонажем, который или был выдуман Риган, или же действительно вселился в дощечку.
Наконец, третьим – и, на взгляд автора, самым важным, — элементом «дьявольского» концепта является атеизм матери девочки. Актриса всячески уклоняется от разговоров о Боге, скептически относится как к спиритизму, так и к увлечениям Шарон, прямо заявляет о своём неверии иезуитам. После посещения вместе с дочерью Арлингтонского кладбища и последующей депрессии Риган, Крис весьма жёстко говорит с Шарон о негативном влиянии религиозных бесед на девочку.
Для понимания столь тяжкого прегрешения по концепции Блэтти следует вновь обратиться к вероучению РКЦ. Несмотря на известную либерализацию Ватикана после Второго Ватиканского собора (1962 – 1965), взгляд на атеизм, агностицизм и прочие материалистические учения по – прежнему остаётся весьма жёстким.
Многие из наших современников совсем не замечают глубокой жизненной связи с Богом или же открыто отвергают её, а поэтому атеизм надлежит считать в числе самых серьёзных явлений нашего времени.
Под именем атеизма скрываются самые разные явления. Часто встречающаяся его форма — это практический материализм, ограничивающий местом и временем нужды и устремления человека. Атеистический гуманизм ложно полагает, что человек «является самоцелью, единственным кузнецом и демиургом своей истории». Другая форма современного атеизма — ожидание освобождения человека от экономического и социального закрепощения, которому «противостоит религия, поскольку по своей природе она возлагает надежду человека на будущую и призрачную жизнь, отвлекая её от созидания земного града».
Отвергая или отрицая существование Бога, атеизм становится грехом против религиозной добродетели. Но обстоятельства и намерения могут значительно смягчить виновность в нём. В зарождении и распространении атеизма «немалую вину могут нести сами верующие, поскольку о них можно сказать, что пренебрегши воспитанием веры, или вследствие ложного изложения учения, или также в силу недостатков их религиозной, нравственной и социальной жизни, они более скрывают, нежели раскрывают подлинный облик Бога и религии».
Часто атеизм основывается на ложной концепции независимости человека, вплоть до отрицания какой бы то ни было зависимости его от Бога. Но «признание Бога ни в коей мере не противоречит достоинству человека, поскольку достоинство это в Самом Боге основывается и совершается». Церковь знает, «что её благовестие созвучно глубочайшим устремлениям человеческого сердца».
Неудивительно, что, сочувствуя своему персонажу, Блэтти постоянно сталкивает её с ситуациями, где утверждение «Бога нет, потому что это не доказано» априори является ложным. Помимо неожиданной болезни Риган и разговора на вечеринке о «чёрной мессе», Крис постоянно снится её гипотетическая смерть. Противопоставляя учение о спасении афоризму Эпикура («Смерти не надо бояться, ибо пока мы есть, смерти ещё нет, а когда приходит смерть, нас уже нет») и последующим выкладкам материалистов («Заглушая шёпот вдохновенных суеверий, здравый смысл говорит нам, что жизнь — только щель слабого света между двумя идеально чёрными вечностями»), писатель педалирует атеистическое утверждение о смерти, как распаде на атомы и присоединению ко Вселенной и откровенно иронизирует над ним. Во сне женщина постоянно растворяется в пустоте, испытывает некий анафилактический шок и боится самой мысли, осознания своей смертности («…меня не будет, я умру, меня не будет никогда, о, папа не допустит этого, я не хочу превратиться в ничто, навсегда»). Разговор же с другом Дэннингсом не приносит ей утешения:
Крис медленно налила себе водки.
– Ты когда-нибудь думал о смерти?
– Извини, но…
– Да, о смерти, – перебила она его. – Думал когда-нибудь, Бёрк? Что это такое? Я хочу сказать, на самом деле, что это такое?
– Не знаю, – ответил Дэннингс слегка раздражённо. – Нет, не знаю. Я вообще об этом не думаю. Я воспринимаю смерть, как она есть, и всё. Какого чёрта ты вздумала говорить об этом?
Крис пожала плечами.
– Не знаю, – медленно произнесла она. Бросила кусочек льда себе в стакан и задумчиво наблюдала за ним. – Да… да… я думаю, это что-то вроде… как сон в момент пробуждения. Я хочу сказать, что именно так мне показалось… что смерть… именно такая. Я имею в виду конец, конец, я раньше никогда об этом не думала. – Крис потрясла головой. – О Боже, меня даже в дрожь бросило! Мне показалось, что я падаю с нашей проклятой планеты со скоростью сто миллионов в час.
– Чушь! Смерть – это покой, – вздохнул Дэннингс.
– Но только не для меня, дорогой мой.
– Твоя жизнь будет продолжаться в твоих детях.
– Перестань! Мои дети – это не я.
– Да, и слава Богу! Одной такой вполне достаточно.
– Нет, Бёрк, ты только вдумайся! Никогда больше не существовать! Это…
– О Господи, помилуй! Приходи на факультетское чаепитие на следующей неделе, и, может, священники тебя успокоят.
Отсюда вполне логичным является постепенный переход Крис к вере. От нервных просьб об экзорцизме мать Риган приходит к мысли о наличии дьявола – а, следовательно, — и Бога в нашем мире.
— Что касается Бога, то я действительно в него не верю. До сих пор. Но когда речь идёт о дьяволе, тут совсем другое дело. В это я поверить могу. И я верю. В самом деле! И не только после того, что случилось с Ригс, а вообще. – Она положила цветок. – Вот вы обращаетесь к Богу. Представьте, сколько он должен отдыхать от наших просьб и молитв, чтобы они ему не надоели, если он, конечно, существует. Вы понимаете, о чём я говорю? А дьявол постоянно сам создаёт себе рекламу. Он везде, он всюду совершает сделки.
– Но если всё зло мира заставило вас поверить в существование дьявола, то что вы скажете насчёт всего добра, которое есть в мире?
Она задумалась и отвела глаза в сторону. Потом посмотрела на тарелку.
– Да… да, – тихо согласилась Крис. – Об этом стоит подумать.
Потому нападки на Блэтти со стороны атеистов продолжаются до сих пор. «Был ли Блэтти прав? Существуют ли тёмные энергии, которые притягивают к себе злых людей? Допущение подобных вопросов – признак упадка разума. Но эта «городская легенда» всё ещё жива, вновь и вновь заявляет о себе со всей мощью. Учитывая нашу поляризованность и национальную склонность к суеверию, экзорцисты, как и экстрасенсы, пользуются большим спросом. Социальные сети помогают распространять веру в богохульство, левитацию и говорение на языках как отличительные черты одержимости демонами. Сильное присутствие экзорцизма в современной жизни является признаком наличия не дьявола, а скорее, непроницаемой природы человеческого сознания, его сопротивления разуму. Экзорцизм — это пережиток средневекового мировоззрения, возврат к первоначальному состоянию анимизма, когда все вещи воспринимались как заряженные божественной или дьявольской энергией. Вера в экзорцизм требует особого рода иррациональности» — утверждает в своей статье уже упомянутая Кэтрин Шультхейс.
Роман Блэтти стал реакцией на секуляризацию 1960–х. Многие соглашались с активно культивировавшимся представлением об устаревании понятия «Бог», с исчезновением потребности в нём для объяснения Вселенной. Обложка Time с утверждением «Бог мёртв», начало эры космических исследований, утрата людьми веры в божественное способствовало появлению противоположного лагеря. Билли Грэм утверждал: «По Божьей благодати некоторые были просто благословенны солнечным и добрым характером или у них были родители, которые научили их быть добрыми. Но я знаю одно. Люди такие не потому, что атеисты, а вопреки этому». Логичным следствием поляризации общества явились «Ребёнок Розмари» и «Экзорцист» с констатацией факта об утрате веры, несмотря на наличие в мире Зла. Но если произведение Левина, скорее, было посвящено именно факту разделения социума, последствий параноидальной «охоты на ведьм», то «Экзорцист» педалировал мысль о жизни без Бога и её последствиях.
Однако, несмотря на столь радикальное заявление, Блэтти парадоксальным образом смог объединить оба дискурса – научный и религиозный -, невольно встав на позиции агностицизма. Каким же образом? Об этом – во второй части.
Страница книги «Изгоняющий дьявола» в КЛУБ-КРИКе
Loading ...
Добавить комментарий