памяти Киры Муратовой…
Мистерии убийц, вот что приходит на ум, когда смотришь муратовский фильм. А смотреть его крайне тяжело, как и прочие фильма режиссера девяностых-нулевых, уж слишком своеобразное у Муратовой восприятие мира. В «Астеническом синдроме» (1990 г.), снятом вроде бы на первый взгляд в реалистической манере, нет ни одного нормального человека. Режиссер показывает обыденный мир, захваченный синдромом перестроечного безумия. В спасении от реальности герои переходят с диалогов на монологи длительно и тщательно, иногда, простите, чересчур, ведя беседы с самими собой, видимо так им легче.
Маньячка (Рената Литвинова) — антигероиня одной из новелл в «Трех историях», топит, душит, расчленяет людей, в перерывах между убийствами ведя высокопарные монологи о назначении смерти. «Абсурд!» — скажите вы? Какой вообще смысл режиссеру выводить на роль главного персонажа убийцу-психопатку, при том даже не выразив ни разу толику сожаления по ей убиенным жертвам? Да при том и образы жертв крайне тусклы, напоминая агнецев, ведомых покорно на заклание… Но опять же нужно учесть это неповторимое муратовское мировосприятие, у которой все не как у людей. Но за это мы её и любим, хоть и воспринимаем сюрреалистическое, чересчур авторское виденье автора в штыки, ну а как иначе вообще?
Почти уверен, мало кто так же адекватно воспринимает фильмы, например Сокурова, да и Звягинцев далеко не всем по душе. Если рассуждать здраво, данный фильм Муратовой — самый, можно сказать, прозрачный, и самый жанровый в цепочке её сюрреалистических лент девяностых-нулевых годов. К тому же, как не крути, это самый настоящий хоррор.
В «Трех историях» Муратова глубже, чем все вместе взятые ужастики девяностых, изучает сокровенную и больную тему «жертва-убийца», и если, допустим, Лебедев на данную тему представляет чисто жанровое кино — «Змеиный источник», то Муратова — тоже по сути жанровое, но как всегда у нее скрещенное с метафизической глубиной, ну не может она иначе. Это выражается в том, что она не делает героями обычных серийных убийц; медсестра в первой новелле, вполне себе добропорядочный гражданин, на которого такое и не подумаешь — во-второй, и маленькая девочка, ненавидящая дедушку, в третьей. Странное сочетание, правда? Но в том и суть муратовского виденья; сделать убийцами обычных маньяков, нет, думаю ей было бы это слишком скучно… А вот если вполне обычные люди, которым легко растворится в толпе, несут в себе ген убийцы? А если невинный ребенок? Вот в этом-то и есть вся Муратова, в кинематографе она держалась особняком, не желая играть по правилам.
Мне конечно более всего было страшно от новеллы, где девочка убивает родного дедушку. Как вообще можно ребенка заставить играть такое? Тайна, которую Муратова унесла с собой в могилу. Причем девчушка сыграла просто гениально, куда там более поздней мертворожденной «Юленьке» (2009 г.), вот именно здесь апофеоз первородного зла в теле маленького ребенка! Не «Юленька», не Голливуд с многочисленными детьми-убийцами тут и рядом ни стояли. В мире муратовского фильма смерть не выделяется, не возвышается над сообществом, махая косой. Нет, здесь она хитрее, она как вирус растворилась в людских душах, и в зоне ее поражения теперь любой. В самом деле, кто может подумать, что благообразная медсестра, назначение которой быть добрым ангелом для больных, на самом деле их ненавидит и умерщвляет при каждом удобном случае. Кто может разглядеть в невзрачном чиновнике с каменным лицом (Маковецкий) изверга и убийцу, и уж тем более никто не видит убийцу в ангелоподобном ребенке. И вот эта то растворенность смерти в обыденности страшна, как бы говорит нам Муратова, солнечно, весело в кадре, ты расслабляешься, и вот тут-то мимикрирующая смерть наносит подлый удар.
Фоном смерти в фильме Муратовой становятся не обшарпанные дворы девяностых, а цветущие лужайки и скверики, укрытые радующим глаз зеленым фоном, ну разве не страшно? И хотя фильм Муратовой снят в привычной для нее манере сюрреалистического бреда, он, как не странно, вошел в ряд ее картин в манере наиболее близкой жанровому кино — «Короткие встречи», «Долгие проводы», «Настройщик». Потому что Муратова на первый план здесь выводит все же не свой пласт подсознания, трансформирующийся в запутанную метафору-картинку, а общечеловеческую метафору о назначении жизни и смерти, об их трагическом пересечении. Другое дело, что опять же делает это весьма своеобразно, очень. Потому-то «Три истории» — это очень пронзительная и прозрачная картина мастера, несмотря на грустную тему, несущая через ад жестокости явный намек на то, что вирус убийства все же преодолим.
Loading ...
Добавить комментарий