Собственник — рецензия на фильм «Берлинский синдром» (Berlin Syndrome, 2017 г.)

Название фильма целенаправленно навевает ассоциацию с известным термином «Стокгольмский синдром». Это своеобразный психологический парадокс, когда заложник начинает испытывать симпатию к преступнику, интеллектуальную или сугубо чувственную, и в итоге может фактически встать на его сторону. Впервые данное явление подверглось научному осмыслению после захвата заложников в столице Швеции в 1973-м году. Беглый зэк напал на отделение банка Kreditbanken и в течение нескольких дней удерживал в нем четырех сотрудников. После успешного штурма, в результате которого никто не погиб, жертвы неожиданно проявили большое участие к дальнейшей судьбе своего угнетателя, за свой счет наняли ему адвоката и в один голос утверждали, что захватчик ни в чем не виноват, а вся ответственность за случившееся лежит сугубо на властях страны. Мировая статистика показывает, что «стокгольмский синдром» — далеко не частое явление, но тем не менее оно имеет место быть и способно приобретать различные формы развития в каждом конкретном случае. И не беря в расчет реальные инциденты, становится понятно, что сей феномен служит плодородной почвой для художественных историй, в которых автор хочет глубоко осмыслить возможную эволюцию отношений Хищника и Жертвы.

Картина режиссера Кейт Шортланд не зря носит видоизмененное название, так как рассматривает парадокс «безумной любви», отталкиваясь от других исходных предпосылок. По сюжету «Берлинского синдрома» молодая австралийка Клэр приезжает в поисках себя в столицу Германии. Здесь она случайно встречает симпатичного преподавателя английского Энди, с которым мгновенно вспыхивает роман. Но после страстной ночи в квартире немца, Клэр обнаруживает, что ушедший на работу Энди запер за собой дверь и не оставил ключа. А как оказывается дальше, окна в его квартире также не открываются и даже не бьются, а из мобильника девушки исчезла сим-карта…

Если абстрагироваться от заявленного в сюжете «синдрома», знатоки литературы узреют аллюзию на знаменитый роман «Коллекционер» Джона Фаулза, в котором внезапно разбогатевший интеллектуально-эмоциональный бездарь похищает уточненную и образованную девушку из высшего общества. Он делает это потому, что не видит иного способа сблизиться с ней, и стать ее мужем. Но кардинальное отличие «Берлинского синдрома» в том, что у злодея Энди нет каких-либо явных коммуникативных проблем. Как мужчина он внешне привлекателен, умен, обходителен и отнюдь не претендует на внимание девушек статуса Кейт Миддлтон. Более того, Клэр сама делает первый шаг к близости, и теоретически вполне допустимо, что между героями могли сложиться искренние отношения без принуждения. Но проблема в том, что Энди – патологический собственник, которому необходима полная власть над избранницей, подогреваемая паническим внутренним страхом быть брошенным…

К сожалению, перспективный сюжетный базис, нацеленный на многоплановую драматургию, оборачивается более чем посредственной художественной реализацией. В первую очередь (и это отнюдь не минус) конечно нужно понимать, что «Берлинский синдром» — кино не голливудское; в нем отсутствуют гламурный лоск, легковесное развитие событий и попкорновая динамика. Де-факто это психологическая драма, а не маньячный триллер, но именно глубины серьезного произведения ленте Шортланд катастрофически не достает. В условном первом акте всё исправно работает на конструирование достоверности показанных событий. Клэр гуляет по настоящему «нетуристскому» Берлину, общается со случайными, вырванными из жизни людьми, которые не будут иметь какого-либо дальнейшего значения, да и завязка отношений с Энди предстает заурядной «вспышкой страсти», характерной для случайных половых связей без обязательств. Каждая сцена работает на антигламур и «правду жизни», но после сюжетного всплеска с заточением Клэр, зритель хочет такое же жестко-искреннее противостояние персонажей, обоснованное дальнейшим раскрытием их характеров. Тем более, что если с Жертвой всё относительно понятно (девушка по воле влечения связалась не с тем парнем, и теперь ее главная задача – остаться в живых и выбраться), то суть Злодея – одна большая загадка. Основная интеллектуальная интрига в том – почему Энди такой? Каковы причины, что он не может довольствоваться нормальными отношениями, которые легко может завести? Что его заставляет так изощренно издеваться над другим человеком, при этом сильно рискуя собственным социальным благополучием и свободой? Иначе говоря – в чем «природа зверя»? Конечно здесь никто и не ждет поверхностно-прямолинейного объяснения из «бульварного чтива», что мальчика в детстве били и насиловали, и потому он стал таким…В том-то и дело, что мы хотим куда более сложного психо-портрета, тем более, что режиссер забрасывает множество смысловых крючков. Это и отношения Энди с престарелым отцом, и положение в рабочем социуме среди коллег, и самобытные рассуждения об историческом пути Германии, и сексуальное влечение к одной из учениц. Шортланд сделала множество эскизов жизненного пути Энди, но ни один из них не довела до полноценной картины. В результате публике остается констатировать лишь одно; Энди – псих, потому что псих, что обидно, в силу итоговой бессмысленности всех показанных эпизодов его бытия.

Ну а что же «триллерная» составляющая? Формально всё неплохо, но только до момента сумбурно-надуманной развязки. Изначально на удивление можно поверить, что в современном европейском мегаполисе есть такие злачные дома, где можно заточить девушку так, что ей вообще никак не выбраться. Вся специфика личной тюрьмы Энди хорошо продумана, окна квартиры выходят в некий мрачный нелюдимый двор, обеспечена полная звукоизоляция и отсутствует возможность связаться с внешним миром. Тереза Палмер убедительная в образе Клэр – до смерти напуганной девушки, которая не понимает, как такой «нормальный парень» может быть таким чокнутым выродком. Да и Макс Римельт хорош в роли «скрытого сумасшедшего» Энди, за исключением вышеупомянутых сценарных пробелов характера героя, что не вина актера. Главное, что сосуществование в кадре противников интересно и пугающе, и в плане насильственных сцен зрителю тоже есть на что посмотреть. Но в конечном итоге триллер, как и драма, оказывается серым жанровым представителем лишь с парой визуально привлекательных эпизодов, таких как секс и маньячные деяния Энди. Обидно, что разрешение конфликта мало того, что не становится хоть каким-то новым словом в осмыслении «стокгольмского синдрома», а вообще тяготеет к низкопробным потоковым «страшилкам» с роялями в кустах и отсутствием зрительского катарсиса. Авторская задумка много на себя взяла, но не выполнила обещаний касаемо как умного так и шокового кино. Поэтому в случае «Берлинского синдрома» интереснее рассуждать о потенциале картине, нежели о плачевном результате. И номинация на Гран-при фестиваля Санденс воспринимается как признание попытки затронуть серьезный и недостаточно исследованный вопрос, но, увы, так и оставшийся лишь попыткой.

Страница фильма «Берлинский синдром» в КЛУБ-КРИКе