Нет ничего прекраснее хижины в лесу, окруженной зомбями, да не простыми, да не золотыми, а нациствующими, пришедшими на свой кровавый пир, состоящий из мучающейся спермотоксикозом и прочими отклонениями от нормы молодежи, отправившейся в один не самый прекрасный миг своей жизни из уютных стен медицинского колледжа в старую заброшенную хибару мертвой бабули одного из членов сей дружественной гоп-компании, и ожидаемо нашедших там и смерть и слезы, и любовь.
Таксономическое происхождение архетипа нацистских зомби в современном хорроре берет свое начало в олдскульных восьмидесятых прошлого века, когда уже самый порочный из всех порочных субжанров экспло, nazisploitation, скоропостижно умирал, оставляя после себя лишь пару истинных произведений искусства и великое множество ничтожного девиантного трэша, однако антропоморфный призрак нацизма пределы кинопространства покидать, увы, не спешил, переродившись в лентах Жана Роллина, Джоэля М. Рида и Хесуса Франко «Озеро живых мертвецов», «Ночь зомби» и «Могила живых мертвецов» соответственно в виде зомби нациствующих. Впрочем, в этих вышеупомянутых картинах царствовал гротеск и бульварная трехдолларовая дешевизна, и лишь в середине нулевых годов, с выходом первой части франшизы «Адский бункер» образ кровожадного нацистского зомби приобрел более серьезный, эдакий макабрический душок, впрочем, мимолетный и успевший быстро обесцениться. К вящему примеру, стараниями таких творцов современного еврохоррора сугубо бэмувишной категории, как горячий финский парень Томми Виркола.
Веселый финн Томми Виркола начал свою режиссерскую карьеру в 2007 году с откровенного слабого, художественно бессодержательного и кинематографически бесполезного постмодернистского переосмысления тарантиновских похождений Кровавой Мамбы «Убить Булью», продолжив ее уже гораздо более интересным и по-настоящему угарным, с какой стороны ни взглянь, хоррором «Операция „Мертвый снег“ 2009 года выпуска, который водночасье принес ему славу самого перспективного новичка в норвежском грайндхаусе, с чрезвычайным успехом повояжировал по ряду престижных жанровых кинофестивалей от берлинского Fantasy Filmfest Nights до канадских „Fantasia“ и «After Dark» и карловарского, а также основательно забил осиновый кол в макабрическую грудь архетипа нацистских зомби, представляя из себя на выходе чистый и неискушенный в сюжетной многоходовости брутально-кровавый и совершенно несерьезный зомби-хоррор, который с точки зрения развития сюжета иллюзорен и эфемерен, будучи при этом продуктом множественного аллюзионного брожения, перебродившем, впрочем, основательно, а потому имеющем и явственный резкий привкус кислинки и тотального гниения.
С миру по нитке, с фильма по отсылке… Кажется, что по такому достаточно тривиальному и нехитрому принципу запрягал Томми Виркола в своей «Операции „Мертвый снег“, начисто забывая о повествовательной цельности, кинематографической внятности и более-менее выдержанной, даже в рамках забористого экстравазатного трэша, режиссуры, отдав фильм от начала до конца на откуп неуемной и неумеренной избыточности, которой достопочтенный режиссер упивается вплоть до безвкусицы и китчевости всего происходящего на экране садистического паноптикума, сотканного по лекалам предсказуемости и незатейливой незамысловатости, хотя для откровенно издевательски-пародийной истории у костра на тему кровожадных зомби и уродливых нацистов сие воспринимается довольно органичным элементом.
Все вульгарные штампы в фильме столь же вульгарно возведены до состояния босховского гротеска. В свою очередь в картине равно одинаково угадываются мотивы и «Зловещих мертвецов», и «Живой мертвечины», и фильмов Лучио Фульчи и Умберто Ленци, а также множества картин категории nazisploitation. Некоторые из этих отсылок, касающиеся творений Сэма Рейми и Питера Джексона, оказываются чересчур прямолинейными, этакими указующими перстами для создания более тесной связи с классикой низкого жанра, в итоге делая фильм Вирколы вторичным, а не аутентичным и самобытным, лишь имеющем абрисы зарождающегося авторского стиля, но еще не сам стиль, невыработанный и неотшлифованный; другие же, nazisploitation-категории, вписаны в нарратив картины более искусно, изобретательно, с элементами деконструкции и эдакого иронического переосмысления. Что, впрочем, не отменяет того факта, что «Операция „Мертвый снег“ воспринимается по прошествии советской пятилетки выдержки этого чудовищно кровавого и инфернально веселого финского киносамогона как практически культ и одна из немногих по-настоящему эффектных удач всего небогатого на оригинальные самодостаточные идеи и неограненные бриллианты талантов скандинавского хоррора.
Добавить комментарий