Где Вы, мистер Кроненберг? — отзыв на триллер «Паук» (Spider, 2002 г.)

Человек превращался в муху, производил выводки выродков, мутировал и самоуничтожался. Врастали в плоть гаджеты, засасывал видеодром, растворялась реальность экзистенции. Рождался венерический ужас, трансформировался в сифилис духа. В воздухе пахло катастрофой, а Кроненберг был велик и ужасен. Но потом пришел паук. Сложно сказать, почему нехитрый роман Патрика МакГрата заинтересовал одного из ярчайших представителей боди-хоррора. Книга примечательна исключительно развязкой да созданием тягучей атмосферы лондонского лимба, населенного безвольными мертвыми душами. На этом ощущении бессилия, собственно говоря, и построен фильм Кроненберга. Еще никогда у него человек не был так слаб, вытолкнут на обочину жизни, заперт в клетке собственного сознания. Его герои, как бы ни были они зависимы от обстановки, всегда сами выбирали это рабство: сами вставляли видеокассету, вживляли биопорт в позвоночник, освобождали свой гнев, тщеславие, похоть. Деннис Клег другой. Он безумен, а безумие не выбирают. Здесь и сейчас трансгрессию сменяет мотив отчуждения. Сгорбленный человек сходит на перрон Кингс-Кросса и неуверенно направляется к своему новому пристанищу. Из психиатрической клиники его перевели в некое подобие приюта для ограниченно дееспособных, расположенного в том районе Лондона, где прошло детство Паука. Где была убита его мать.

Глазами душевнобольного героя мы смотрим на его новую жизнь, скованную четырьмя концентрическими кругами. В экстерьере — пустынный квартал неприветливых улиц, набережная мелкой речушки и возвышающаяся над всем этим газовая станция, внушающая смутную тревогу. Внутри пансионата — казенная бедность, декорированная грязными обоями, облупившейся краской и ржавыми разводами на кафеле. По мрачным интерьерам мечется человеческая оболочка с единственным стремлением — спрятаться, забиться в угол, замереть в позе эмбриона, обхватив себя руками, зарыться в надетых одна на другую засаленных рубашках. Чем меньше человека, тем больше на нем одежды. Последний круг — сознание. Герой силится вырваться из ловушки памяти, исписывая потрепанную тетрадь неразборчивыми каракулями своего прошлого. Реальность рвется рефлексивными флешбеками и кутается в тончайшие тенеты заблуждений. Защитные механизмы срабатывают психосоматически, то и дело парализуя конечности. Интуитивный страх воспоминаний подтверждается монтажной логикой: в решающие моменты портал памяти захлопывается, а герой символически то разбрасывает по комнате паззл, то отдает доброму доктору последний осколок разбитого зеркала, то истерично выдирает страницы дневника и запирает их в чемодан. Но в конечном итоге ему все же ничего не останется, как сжать в кулаке связку ключей, чтобы отпереть самый дальний, самый темный чулан сознания. Так шаткая обезличенность окружающего мира, мира чуждого и враждебного, не способного стать домом, прогибается под грузом детских психосексуальных травм.

По словам самого Кроненберга, «Паук» и задумывался как очная ставка Сэмюэла Беккета и Зигмунда Фрейда. Что ж, с превеликим сожалением можно констатировать, что Беккет был эффектнее, но победил почему-то Фрейд. Странным образом выходит, что именно развязка, в которой заключалась вся соль романа, именно однозначность финала все портит. Беккетовское художественное пространство с его сюрреалистичной хрупкостью, перманентной и неисчерпаемой тревожностью просто не выдерживает напора голых фактов. Тело фильма, распятое между Эдиповым комплексом и комплексом Мадонны-Блудницы, внушает осязаемое чувство неудобства своей беспомощностью. Да, режиссерское мастерство очевидно прослеживается в деталях. В том, как, казалось бы, неуловимо трансформируется восприятие матери в сознании Паучка. Раз — образ шлюхи из бара накладывается на образ миссис Клег, надевающей вместе с новой ночной сорочкой надежду на свою желанность. Два — красная помада очерчивает губы, и что-то в голосе неуловимо меняется, между ней и сыном появляется дистанция. Три — миссис Клег уходит из дома на поиски загулявшего мистера Клега и больше не возвращается. Деннис считает отца врагом, думает, что тот убил жену, чтобы привести в дом какую-то проститутку. И в каком-то смысле это действительно так: «основной инстинкт» победил материнский. Ко всему прочему, в здешнем раздвоении женского образа забавно наблюдать линчевские мотивы, особенно учитывая, что Кроненберг активно отрицал всяческое их сходство. Покорная миссис Клег противопоставлена вульгарной Ивонне, как Сэнди Уильямс — Дороти Валленс в «Синем бархате», при этом обе героини носят одно лицо, как Рене и Элис из «Шоссе в никуда».

Да, любопытно. Да, ладно скроено. Основная же проблема хорошего, если честно, фильма, не позволяющая ему стать чем-то большим — замкнутость в самом себе. Чуть позже, в «Опасном методе», постановщик, аргументируя неудовлетворенность Юнга теорией его старшего товарища, поставит в укор последнему то, что его подход всего лишь объясняет причины болезни, но не ведет пациента дальше, к исцелению. То же с «Пауком». Бенефиса Рэйфа Файнса в роли потерянного нервического бормотуна явно недостаточно — нужна либо сверхидея, либо — если уж речь идет об иллюзорности реальности, о том, как человек, подобно пауку, сам сплетает ее из обрывков своего восприятия — элемент сомнения. Что-то, что заставило бы разувериться в окончании игры, правильности сделанных выводов. Закрученное спиралью шоссе или, на худой конец, вращающийся волчок. В конце концов, беккетовщина гораздо убедительнее выглядела в «Счастливых днях» Алексея Балабанова, на территории Дэвида Линча лучше всех играет сам Дэвид Линч, а встраивание сюжета в типовую психоаналитическую схему еще раз подтверждает, в какую невообразимую попсу превратился старик Фрейд. Паучок выпускает хрупкую нить, чтобы соткать тончайшую, как муслин, сеть, но она рвется, рвется, рвется, и, в ответ на режиссерский вопрос: «Кто вы, мистер Клег?» — эхом доносится: «Где вы, мистер Кроненберг?»

Страница фильма «Паук» в КЛУБ-КРИКе