Автор Эрик Шугорт
Кларк из числа тех фотографов, что добыли славу не столько благодаря особому творческому дару, сколь за счет умения шокировать пуристически настроенную публику. Но если тот же Стерджес, вечно отстаивавший права на свое откровенно смелое творчество, никогда не переходил границу между искусством и порнографией, то Кларк уже в семидесятые выставлял на суд людской сцены реальной фелляции и портреты обнаженных мальчиков. Неприкрытая похоть работ Ларри нашла свою аудиторию, хотя, положа руку на сердце, можно смело предположить, что большую часть из числа так называемых почитателей менее всего интересовал нарратив, а куда сильней манила доступная натура. До кинематографа Кларк добрался в середине девяностых, тогда же встретил Хармони Корина восемнадцати лет от роду, неординарного сценариста, уже в столь молодые годы пытавшегося обратить внимание общественности на подрастающее поколение, а за одно и на себя любимого. Так на свет появилась картина «Детки», столь же претенциозная в своей концепции, сколь бестолковая по содержанию и спекулятивная по сути.
Манхэттен раскален от жары, потливые умы его отпрысков заняты сексом. Соитие обсуждается героями данного лицедейства на улице, в парке, в метро, шумной ватагой, среди друзей и знакомых, в среде совсем незнакомых, обсуждается девочками, мальчиками, и даже совсем юнцами, еще недавно пинавшими мяч на заднем дворе. Пойло, травка, драки, скейт или деньги — все это фон, декорации, саундтрек, тогда как фабула целиком и полностью вращается вокруг удовлетворения либидо. И словно нет больше ничего вокруг, а миловидные девочки собираются вместе только лишь ради исповеди желторотой Нью-Йоркской смоковницы, познавшей в детском лагере вкус эякулята, и ни капли не стесняющейся этого факта. Мальчики тем временем находятся в вечном поиске полового партнера, а постоянно акцентируемая тяга одного из главных героев к дефлорации едва оформившихся девчушек так и вовсе намекает на «тонкую душевную организацию» режиссера, на тот момент являвшегося явным импотентом, правда, творческим.
И ведь Кларк, по мнению многих, берет на себя пропагандистскую, чуть ли не проповедническую миссию, хотя сразу же вступает в противоречие с самим собой. Неявно, намеками осуждая незащищенный и беспорядочный секс, скандальный фотограф рисует огромную гиперболу, выпячивая червивую сторону большого яблока, где родители выполняют роль настенного ковра, а дети целиком предоставлены самим себе. Город пропах марихуаной, испаринами, мочой и нищими, он вот-вот захлебнется в своем зловонии. В нем нет ни толики сердоболия, даже врач с каменным лицом заявляет: «Сожалею, вы умрете». Да и кому тут сочувствовать, кроме разве что несчастной, узнавшей о страшном вирусе, проникшем в её организм. Но и этот персонаж скорее инородный ингредиент в бурлящей манхэттенской жаровне. Никакого закономерного конца, превращающего банальное повествование в притчу — фильм зациклен на сексе, закольцован, и снова поцелуи и нежное лицо, от боли сменяющееся ликом рыдающей кариатиды. А охотник до невинных — ходячее минное поле — разносящий по городу чуму уже и двадцать первого века, под самые титры выводит нехитрый тезис — пока ты молод, живи, сношайся, не думай ни о чем, мы все равно умрем. Так где же порицание и где хоть что-то, кроме пресловутого культурного шока? Напротив, в одном из интервью Кларк оговаривается, мол многие мальчишки увидев фильм воскликнут: «Да это же я!» И при этом дебютирует в Каннах… вы и впрямь это серьезно, Ларри?
Мне этот фильм по настроению напоминает «Пригород» Линклейтера. Только тот мне лично даже нравится из-за авторской деликатности в обходе острых нарочно громких тем, но созданием сильной эмоциональной атмосферы молодого американского поколения 90-х, которое страдает ерундой и не пойми чего хочет, бессмысленно коротая дни. А этот наоборот кичем отдаёт. Зато написано о нём отлично 🙂