Автор Эрик Шургот
В первоначальном варианте этого текста, где-то между вынесенной в эпиграф цитатой Лао Цзы и глупой шуткой про висящий на стене капкан, который обязательно сработает в конце пьесы, едва не потерялось одно очень простое словосочетание, коим смело можно охарактеризовать киноленту «Соломенные псы». Человек — зверь! И действительно, по большому счету суть фильма Пекинпа сводится к истинной, животной природе человека, инстинкту самосохранения, подавляющему в экстремальной ситуации порожденный разумом гуманизм. Возможно, именно из-за сквозной темы насилия «Соломенных псов» часто упоминают в одном контексте с «Заводным апельсином», хотя у этих лент не так много общего, разве что год выпуска на экраны. Ведь если в картине Кубрика насилие подвергается препарации, то Пекинпа попросту предлагает зрителю историю одной личностной метаморфозы, случившуюся где-то в английской глуши.
Герой Дастина Хоффмана — этакий рафинированный интеллигент, который бежит подальше от сутолоки больших городов, дабы в единении с капризной супругой и природой туманного Альбиона всерьез заняться научными изысканиями. Но идиллическая пастораль с первых кадров походит на потрепанную ширму — отношения между местными селянами напряжены так, что приходится обходиться без дежурных улыбок, а тут еще этот странный и благовоспитанный американец, да его глуповатая женушка, разгуливающая перед окнами с голыми прелестями (а прелести у так и не ставшей большой звездой Сьюзан Джордж весьма внушительны). Пекинпа нарочно помещает овцу в одну лодку с волками, отрезая ей все пути к бегству. Оробелый и слабохарактерный математик вынужден играть по правилам той среды, в которой он оказался, и исхода тут только два: быть забитым или бить первым. Интеграция героя происходит постепенно, по мере того, как оборачиваются неудачами цивилизованные попытки сближения. Трясущаяся рука твари дрожащей крепнет, и вот уже изящным гольфийским свингом она раскалывает чью-то голову словно спелый арбуз. Внутри безвоинственного ученого просыпается безжалостный самец, готовый зубами вгрызаться в посягнувших на его очаг, его женщину, его территорию. Из лопнувшей флегмы, как из скорлупы, является на свет нещадный убийца, и самосохранение сменяется удовольствием от собственной силы.
По части выразительности Пекинпа провернул тот же трюк, что ему удался еще в «Дикой банде» — избегая лишнего натурализма, он пропитал буквально каждый кадр жестокостью, нетерпимостью и животной страстью. Причем поначалу нерв ленты умело маскируется бытовыми сценками и незатейливым, в какой-то степени даже веселым, саундтреком. Банальное сравнение сюжета с сжимающейся пружиной подходит как нельзя кстати. На очкарика со всех сторон оказывается давление: супруга упрекает в трусости, местная шпана открыто издевается, в шкафу обнаруживается умерщвленный кот, а работа не движется ни на йоту. Ширма с тяжелым грохотом падает на холодный пол, и пока доктор Джейкил стреляет в уток, взывая к живущему внутри чудовищу, его обливающуюся потом супругу, смакуя, пускают по кругу на потрепанном диванчике. Эта сцена становится своего рода Рубиконом, после которого мир вокруг героя окончательно теряет очертания идиллии, и превращается в персональный Вьетнам (характерно, что фильмы о природе жестокости появлялись на фоне антивоенных настроений). Финальная осада фермы лишь на первый взгляд кажется неизбежной и случайной, на самом деле для осоловевшего от ярости интеллигента это самая настоящая игра на выживание, которая началась с момента приезда в недружелюбный город. Игра настолько же азартная, сколь пугающая, а увидеть дьявола в себе не так сложно, как найти дорогу домой.
Loading ...
Добавить комментарий