Стэнли Кубрик сомневался в возможности удачной экранизации скандального произведения Энтони Берджесса, написанного с использованием искусственно созданного контркультурного сленга. «Заводной апельсин», вышедший на экраны в 1971 году, не только вызвал небывалый ажиотаж и обрушил на себя массу критики из-за якобы 
пропаганды насилия. Кубрик в своем фильме сумел возвыситься над книгой в оранжевой обложке, отсечь от первоисточника излишне хэппиэндовую концовку, сводящую суть романа к типичной истории о 
преступлении и наказании, грехе и перерождении, разыгранной на фоне холденколфидовского неприятия действительности.
История Алекса ДеЛарджа — это нечто большее, чем рассказ об интеллектуально изощренном малолетнем подонке, испытывающем ни с чем не сравнимый ницшеанский кайф от грабежей, изнасилований и зверского мордобоя. Большее, чем антиутопический взгляд на молодое поколение, золотую молодежь, царей дорог, несущихся по встречной полосе в 
упоительном экстазе юности, свободы и вседозволенности. История Алекса — это бескомпромиссное, бескупюрное исследование глубин человеческой природы, агрессивной по своей сути.
Можно принять за 
отправную точку дуалистическую теорию влечений Зигмунда Фрейда, в которой влечение к жизни, т. е. сексуальные инстинкты и инстинкты к самосохранению, противопоставлялось влечению к смерти, т. е. неосознанной тяге индивида к разрушению самого себя или же ближнего своего. Можно обратиться к этологической концепции Конрада Лоренца, приняв за данность биологическую склонность людей к агрессии, неискоренимость первозданного животного начала. В любом случае, человек зол, и он находится в рабстве у своих инстинктов. Чтобы загнать в рамки тягу к деструктивному насилию, подавить желание насладиться тем, как жертва 
корчится от боли в луже собственной крови, были созданы искусственные ограничители такого беспредела: общество с его моралью и государство с его законами. Логика проста: для того, чтобы всем было 
хорошо, свои пристрастия, идущие в разрез с этим «хорошо», придется отодвинуть план этак на десятый.
И жили бы все долго и счастливо, и не вламывались бы мальчики в штанах со вшитыми в шагу железками в чужие дома, и не кромсали бы одежду на чужих женах, задорно напевая песенку из популярного мюзикла. Но, вот незадача, любая система имеет обыкновение загнивать, как свиная туша, брошенная на солнцепеке. И может статься так, что именно те институты, которые были созданы для подавления в человеке животного начала, начнут вызывать в нем неконтролируемую агрессию.
Главный герой «Заводного апельсина» явно нездоров. Но болен и сам социум, на устои которого плюет с высокой колокольни Алекс ДеЛардж. Футуристическая вселенная Кубрика — это место, где вчерашние преступники становятся служителями закона, не теряя при этом своей 
ублюдочности, где правота всегда на стороне физической силы, и вчерашняя жертва с превеликим удовольствием становится палачом. Это место, где дети не чтут родителей, испытывая брезгливость от старости и нищеты, а родители меняют детей, «изгадивших им жизнь», на месячную арендную плату. В этом мире настоящее искусство заменил дешевый поп-арт, заманивающий обывателей кричащим эротизмом, когда рука сама тянется к груди манекена, из которой льется тоненькой струйкой «молоко-плюс». А в нем — волшебная добавка, от которой возникает чувство, будто «сам господь бог со всем его святым воинством сидит у тебя в левом ботинке».
В этом мире нет места вере: грешникам уже не предлагают встать на путь очищения, их прямиком отправляют в ад, забывая, что они уже живут в аду. В аду пенитенциарной системы, которая должна 
исправлять, но, по факту, лишь озлобляет и развивает приспособленческие навыки. Бог не спасет. Карающим мечом становится огромная модель фаллоса, а четыре Иисуса, склонив головы, пляшут канкан на прикроватной тумбочке.
Государство, являясь институтом, созданным для охраны своих граждан и обеспечения социальной справедливости, упивается осуществлением карательной функции. Став регулятором общественной жизни, оно одновременно получило монополию на насилие: будь то неафишируемое грубое физическое 
воздействие со стороны полицейских или же открытое популяризированное лишение индивида свободы выбора, превращение его в механическую куклу, заводной апельсин.
Властная система, пораженная заразой, не может врачевать своих членов, 
потому что единственным лекарством против агрессии, проявляемой отдельной личностью, становятся яростные репрессии сверху. Принудительное «лечение» оборачивается занесением новой инфекции. Искусственно созданная карательная машина, идущая на сделку с недавним антагонистом ради сохранения своей целостности — с одной стороны, и животная человеческая сущность, внезапно получившая покровительство власти — с другой. Это естественное состояние вдруг оказывается чрезвычайно притягательным, вызывающим понимание и даже приятие. Эстетика старого-доброго ультранасилия 
завораживает. Через ошеломительную мощь Девятой симфонии Людвига вана слышится «пение небесных птиц и гром небесных литавров», и перед глазами предстает дивная живая картина, на которой Алекс ДеЛардж совокупляется с прелестной кисой в центре человеческого круга… В его глазах можно увидеть отражение тьмы. И у этой тьмы есть имя.
Быть может, это твое имя?
Loading ...
Добавить комментарий